Глава 4 Прадедушкин сундук

   Сквозь дверь тянутся ко мне тонкие кофейные щупальца, проникают в ноздри, щекочут.
Пора выбираться из кровати.

   На кухне затаились две хитрые лисички, сидят в засаде возле горячей кружки кофе.

   — Мам, а мы уже поели!
   — Даже приготовили тебе завтрак!

   — Потому что очень...
   — ...тебя любим!

   Конечно, особенно когда от меня срочно что-то нужно.

   — Спасибо вам, умнички мои, — с удовольствием приступаю к завтраку. — И какие у вас
планы на сегодняшний день?

   Дети в замешательстве. Наверное, рассчитывали, что мы прямо сейчас займемся
уроком истории.

   — Ну мам, мы думали...
   — …что ты нам поможешь, расскажешь про прадедушку.

   Боже. Сколько разочарования на милых лицах. Моё доброе сердце этого не выдержит.
   — Ну что же. Наши планы совпадают!

   И мы смеемся, глядя друг на друга: дочки — довольные, что уговорили помочь, я — тем,
что пока могу это сделать.

   — Тогда собирайтесь в путешествие. Форма одежды — полевая, не забудьте взять планшеты
и всякие любимые мелочи в дорогу. И, кстати, умыться и причесаться.

   — А куда мы едем?
   — А можно взять Маруську?

   — Нет, Маруську не берем, потому что на белых крыс сегодня времени не будет, — я одним
глотком допиваю кофе, — и почему вы еще здесь?

   Девчонки пулей вылетают с кухни готовиться к отъезду. Знают — не люблю долгих сборов.
   А я быстро подключаюсь к инфосети: резервирую телепорт, записываю детей на экскурсию,
заказываю на них временные пропуски в заповедник, капсулу–антиграв для перемещения по
когда–то закрытой территории. Вроде всё. Можно отправляться в путь. Ой! А сама-то сижу в
пижаме!

   Мы выходим из дома и спешим к платформе телепорта. Девчонки на ходу что-то живо
обсуждают, а я иду позади, размышляя о своем.

   Как же изменился мир за последние несколько лет! Теперь, чтобы пересечь Атлантику,
не нужно долго плыть на корабле или лететь самолётом. Достаточно встать на платформу и
внучатый племянник «Звезды Полыни» молниеносно перекинет любого из точки А в точку Б.

   А если никуда не торопишься или любишь ехать, глядя в окно на удивительные пейзажи
— есть капсула–антиграв.
   Спрятанные в её пластиковом корпусе «слёзы» и крохотные «трамплины» толкают бесшумно
похожую на мыльный пузырь сферу с любой желаемой скоростью на любую высоту, в любом
направлении.

   Куда ни посмотри — всюду трудятся артефакты и аномалии. Они совсем не похожи на своих
диких непредсказуемых предков, укрощены, послушны, не опасны.

   Их производят серийно, это не дефицитный товар. У каждого в доме есть маленькая
дрессированная "жарка" для приготовления пищи. Электричество больше не течет по длинным
жилам проводов, потому что в коробке размером со спичечный коробок живет «тесла», бери и
пользуйся.

   «Ломоть мяса», «жадинка», «бусы», «медузы» и «подсолнухи», даже «студень» — для всего
найдено применение. Так скучно.

   Вот и телепорт. Я беру детей за руки и мы шагаем на платформу. Несколько секунд
головокружения и темноты — и наша семейка в один миг переносится из Мирного в Москву.
Прямо в здание хранилища.

   — Мам, а зачем мы здесь?
   — Ой, какие рычажки!
   — И кнопочки. А почему тут столько коридоров?
   — Мам, а для чего вот эта штучка?

   — Это не коридоры, а бывшие железнодорожные пути, — терпеливо объясняю я,
— потому что мы с вами внутри бывшего Павелецкого вокзала, а под нами, в туннелях
Московского метро, находится хранилище. Нам сюда, — показываю детям на окна
придорожных касс.

   Металлические набойки на ботинках стучат по старому гранитному полу. Вот и касса.
За стеклом сидит женщина средних лет, в сине-бордовой форме РЖД. Она отрывает
взгляд от монитора:

   — Пожалуйста, введите код доступа и номер ячейки.

   Конечно, никакой женщины в кассе нет. Это всего лишь голограмма, реконструкция. Но
мои девчонки не хотят в это верить.

   — Здрасти, а нам нужен...
   — Прадедушкин сундук!

   И хохочут. А я набираю на панели сбоку от окна нужные цифры, подставляю сканеру
поочередно правую и левую ладони, следом — электронный ключ.

   — Ваша заявка принята. Ожидание пять минут сорок секунд. Пожалуйста, проследуйте
к третьему пути, — и кассир, поправив лацкан форменного пиджака, возвращается к
изучению мнимого монитора.

   — Спасибо большое, мы...
   — Пойдем. А где третий путь?
   — А вы посмотрите под ноги, — отвечаю я дочкам.

   Скользящая по полу зеленая стрелка вызывает очередной взрыв детского энтузиазма,
и Алька с Викой устремляются за ней в погоню.

   Затемненная снаружи капсула-антиграв уже парит у края вокзальной платформы,
ожидая касания моей ладони. Внутри, на широком столе нас ждет ящик из-под патронов.

   — Знакомьтесь, девочки. Это и есть прадедушкин сундук!
   — А можно потрогать?

   — А почему он не похож на сундук?
   — А что это за защелки?
   — А зачем…

   — Подождите! Тихо! — но остановить поток вопросов не так уж и просто. Набираю
побольше воздуха в легкие: — Ну-ка МОЛЧАТЬ!

   От моего окрика дети замолкают, но ненадолго.
   — Мам, извини.
   — Просто так всё интересно!

   — Тогда садитесь, — я подсаживаю дочек прямо на стол по бокам от ящика. Алька
скидывает свой рюкзачок, достает планшет, а Вика вытаскивает сенсорный блокнот,
будет записывать то, что окажется интересным.

   Откидываю крышку ящика.

   — На самом деле никакой это не сундук, а ящик для переноски боеприпасов, — я
начинаю свой рассказ тоном музейного экскурсовода, — потому что на  Зоне без
патронов трудно.

   — Мне пришлось заменить и убрать многие вещи из этого «сундука». Например, ручные
гранаты и автомат Калашникова мне пришлось сдать, а камуфляжные штаны и куртку
отправить в помойку после встречи со «жгучим пухом», который в небольших количествах
до сих пор встречается в заповеднике.

   — А жгучий пух это что?
   — Вика, вы же сказали, что будете изучать аномалии на физике. Там и узнаете. А если я
сейчас буду рассказывать про жгучий пух, то нам придется заночевать прямо в капсуле, и
мы не успеем в музей.

   — Тогда рассказывай быстрее дальше! Иначе...
   — ...Нас сейчас разорвет на части от любопытства!

   — Алька! Я уже вижу, как ты пошла трещинами! — я прячу улыбку и достаю пакет с новой
амуницией. — Это защитный костюм.

   Я незаметно нажимаю кнопку в манжете комбинезона, и он исчезает.
   — Это как?
   — Что за интересный фокус!

   Я снова нажимаю кнопку и комбинезон снова на виду.
   — Ух ты! Это же...
   — ...Как шапка — невидимка!

   — Это не сказка. А достижение современной науки. Называется — режим «Стелс». Ученые
изучили кожу кровососа, опасного мутанта…

   — А мы знаем!
   — Да! Видели в кино! Он невидимым становился...
   — ...Подкрадывался и сразу всю кровь выпивал...
   — ...из жертвы! И костюм прям из его кожи сделан?

   — Нет конечно, научились делать аналог, — защитный костюм переезжает в мой рюкзак, и я
выкладываю на стол ПДА.

   — А про ПДА мы знаем, мам.
   — У нас в учебнике подробная схема есть.

   — Ну тогда мы возьмем с собой еще вот это, — я кладу в специальный узкий карман рюкзака
надежный армейский нож,— и вот это.

   Я так и не отмыла берцы с прошлой поездки, и куски глины падают на пол.
   — Можете померить мои ботинки, — пусть побегают, заодно грязь осыпется.

   Алька хватает правый ботинок, Вика — левый, и они начинают скакать по капсуле, норовя 
наступить друг другу на шнурки. Пока дети резвятся, я незаметно достаю из ящика небольшой,
размером с портсигар, контейнер и прячу в рюкзак.

   — Мам. Есть хотим!
   — И пить! — дети возвращают мне обувь.

   — Если честно, я думала, вы раньше проголодаетесь. Сейчас зайдем в пирожковую, и в музей.

   Закидываю на спину рюкзак и мы выходим обратно в зал. Я набираю на дисплее команду, и
матовая капсула исчезает в темном туннеле хранилища.

   Городское течение подхватывает нас. Дочки только и делают, что крутят головами в разные
стороны, обсуждая проплывающие мимо капсулы–антигравы: простенькие бюджетные,
персональные с замысловатым тюнингом и наверняка роскошной отделкой изнутри.

   То и дело на платформах телепорта появляются и исчезают люди, группами и по одиночке.

   Музыка, смех, эхо разговоров. Удивительный аромат домашней выпечки приводит нас в
пирожковую. И я набираю целый пакет сдобных булочек, пирожков с разнообразными начинками,
баранок, рассыпчатых от черных крапин мака. Еще — большую бутыль морса.

   Быстро добегаем до ближайшего телепорта и городская пестрота сменяется зеленой тишиной
Припяти.

   На лицах близняшек улыбки. Они готовы сломя голову ворваться в прозрачный весенний лес, и я
отпускаю их побегать, пока складываю в капсулу–антиграв наши вещи и еду.
   Но не улыбаюсь, потому что чувствую, как в глубине моего рюкзака испытывает на прочность
стенки контейнера пробудившийся артефакт. Нужно спешить.

Глава 5 Однокрылая бабочка

   Пока я училась в школе, даже не представляла до чего интересная наука — история. Но поступив на
истфак, была удивлена её многогранностью.
   Коварство тиранов, жестокость войн, дворцовые интриги, история древних цивилизаций — всё это
многообразие закружило меня среди дат, эпох, тайн и откровений.

   — Ланка, ну ты вообще озверела что ли так учиться? — говорила моя подруга — сокурсница, тщетно
пытаясь оторвать меня от книг.

   — Сегодня такая вечерина у Макса (или у Анюты, или у Димочки)! Пойдешь?
  — Нет, не хочу, — кровавые будни Карла Великого занимали меня куда больше студенческих гулянок
и сплетен. И еще — Зона. Я ежедневно перетряхивала всю доступную информацию из интернета,
искала научные публикации, но все они в основном были по физике и биологии, в которых я ничего
не понимала.

   С каждым днем жгучее желание исследовать дедов ящик и побывать хотя бы в предзонье становилось
все сильней, и мне приходилось постоянно себя уговаривать: рано, военные кордоны не сняты, еще не
пришло время.

   Я ждала не напрасно. По неясным причинам Зона начала отступать. Обычная природа стала отрывать
от скрытой Периметром искорёженной земли большие и маленькие куски.

   За год площадь Зоны отчуждения уменьшилась втрое и продолжала сжиматься, как усыхающая на
солнце шкура мертвого зверя. Колючая проволока Периметра стягивалась всё туже вокруг ЧАЭС.

   В очередной раз барахтаясь в мировой информационной паутине, я наткнулась на объявление о
наборе добровольцев по очистке освободившихся территорий.

   Фундаменты сгнивших домов, металлический хлам, мусор, затерянное в буреломе оружие, человеческие
останки — всё это нужно было нейтрализовать, похоронить или погрузить в машины и вывезти на полигон
для уничтожения.

   Потому что высшее руководство приняло решение: земли, в связи с риском повторного возникновения
аномалий, под заселение не отдавать, очистить от следов присутствия человека и создать музей
— заповедник.

   Недолго думая, я оформила заявку на участие и уже через две недели глотала сухую июльскую пыль
предзонья в ожидании служебного автобуса.

   Это была первая группа добровольцев, сорок пять человек и военизированное сопровождение.

   Два усталых автобуса долго вздрагивали на ухабах  заброшенных дорог, и когда транспорт наконец-то
добрался до пункта назначения, моя голова звенела как колокол.

   В течение дня на широкой поляне вырос палаточный городок. Все устали и после посещения полевой
кухни разбрелись по своим палаткам. Я уснула сразу, едва забравшись в спальный мешок.

   Мне снилась музыка, старый русский рок:
                -Но я, я остаюсь.
                Там, где мне хочется быть…

   Нестройный хор пьяных голосов вторил:
                — И пусть я немного боюсь,
                Но я, я остаюсь,
                Я остаюсь, чтобы жить…

   Пели ужасно, но от души. Трехпалый крутил вокруг своей оси порожнюю рюмку, и она брякала о стол то
одним, то другим краем. В бар вошёл Утёс и, разглядев в полумраке угрюмый силуэт Трехпалого, сел рядом.

   — Всё пьешь?
   — Нет, думаю, как идти.

   — Всё-таки принял этот заказ?
   — Да, — Трехпалый оставил наконец рюмку в покое. — Ты со мной?
               
   «...Все братушки полегли,
        И с патронами напряжно,
        Но мы держим рубежи,
        Мы сражаемся отважно…»

   Музыкальный центр выключили, и теперь группа сталкеров грустила под расстроенную гитару, поминая тех,
кто не вернулся.
   — Само собой, — Утёс повернул голову в сторону шумной компании по соседству: — Поговорим в другом месте?

   Они встали и направились к выходу из бара. Я рванулась следом, но стены бара вдруг сжались, свет и звуки
исчезли.

   Дернулась раз, другой, попыталась пошевелить ногами или руками, но поняла, что их нет. Только туловище и
два огромных крыла, в которые я завернута, словно в одеяло.
   Мне захотелось  расправить их, и горячий поток крови устремился по тонкой сетке сосудов и капилляров.
Крылья распахнулись, и мне в глаза ударил свет.

   Пузыри воздуха плавно поднимались из глубины. Некоторые из них цеплялись за меня, повисая светящимися
шариками, остальные уплывали вверх и лопались от соприкосновения с гладкой поверхностью водоема.

   Мне стало любопытно, что там, наверху, и я взмахнула крыльями раз, другой, третий… Жидкость оказалась
вязкой, тягучей, подниматься ввысь было очень тяжело, но я трудилась изо всех сил.

   Мелькнула тень, и, вглядевшись в поверхность, мне стало ясно, что это Трехпалый наклонился к самому зеркалу
воды и высматривает что-то в глубине.

   Утёс стоял неподалеку. Ему решительно не нравилось мутно-зеленое озерцо, у края которого находился напарник.

   — Оно там, Утёс. Только глубоко. У тебя удочки с собой нет?
   — Конечно, есть. И банка с опарышами, — Утёс хотел продолжить шутку, но гладь озерца пошла мелкой рябью, и
вместо шуток он снял автомат с предохранителя. — Осторожней!

   Но Трехпалый уже натянул защитные перчатки и придвинулся еще ближе к воде.

   Я уже чувствовала его руки, как вдруг из глубины меня будто толкнули, и с круговертью пузырей я вылетела
на поверхность.
   Трехпалый подхватил меня, но тонкие нити воды, которые тянулись следом, вдруг затвердели и начали
втягиваться  внутрь появившейся на месте водоема воронки.
   Меня, а следом и Трехпалого, потащило вниз, в матовый сумрак омута...

   — Пригнись! — автоматная очередь полоснула по липким щупальцам озера. Они начали рваться, но держали
по-прежнему крепко. Утёс выстрелил снова. Обжигающая боль полоснула меня по спине, и боковым зрением
я увидела, как одно крыло оторвалось, и щупальце утянуло его на глубину.
   Трехпалый опрокинулся назад и перекатился подальше от берега.

   Всё еще сжимая моё однокрылое тело, он крикнул Утёсу:

   — Как думаешь, нам заплатят за половину артефакта?
   — Обязательно, половину суммы, — Утёс достал из подсумка новый магазин, — потом поцелуют во все места и
дадут медаль.

   Я все еще пыталась взлететь, но длинная рана на спине горела огнем, перед глазами всё разбегалось.

   — Тогда оставлю себе как память об идиотском поступке, — слова Трехпалого доносились как через вату.
Крышка закрылась, и я осталась одна в темноте и тесноте контейнера.

Глава 6 Пропуск

   Птичья перепалка. Эхо разговоров. Запах дыма с полевой кухни. Я отрыла глаза и стала выбираться из
спальника, но сил хватило только на то, чтобы приподнять голову.

   Меня  то знобило, то бросало в жар, перед глазами мельтешили черные точки. Едва взглянув в мою сторону,
соседка по палатке, ни слова не говоря, побежала за врачом.

   Снова тряска по битым дорогам. Я  тонула в серой пелене или выныривала рывками в реальный мир.

   В больнице меня осмотрели, сделали рентген.
   — Правостороннее воспаление легких. Ни о каких полевых работах не может быть и речи.

   Я была не в состоянии спорить или возмущаться, потому что снова опустилась на дно контейнера для
артефактов, и только боль в спине напоминала мне о том, что я пока жива.

   Четыре недели, отпущенные на добровольный труд, провалялась в больнице. Скука смертная. Наконец меня
выписали, и я уехала обратно домой.

   По приезду, первым делом отправилась в банковское хранилище и открыла так долго ждавший меня ящик.
«Набор юного сталкера» — такое название лучше всего подходило для его содержимого.

   Среди одежды и разных полезных вещей (огниво, брикет сухого спирта, фонарик, гайки, моток веревки)
притаился контейнер для артефактов.

   Еще не открывая его, я уже знала, что внутри — кусок оплавленного металла в форме бабочки с одним крылом.
Холодный и неживой.

   Я забрала из ящика только карту и отправилась домой. Нужно было о многом подумать. Своими силами мне до
Зоны не добраться. Сколько ждать, пока  она превратится в доступный для всех музей-заповедник неизвестно.
   Впереди последний курс института, бросать учебу жалко, надо доучиться. Доучиться! Я вспомнила, что в списке
тем дипломных работ упоминалась Зона отчуждения.
   Только та, первая, результат аварии 1986 года. Если я возьму такую тему, то, возможно, смогу добиться
пропуска на нужную территорию в рамках преддипломной практики.

   На душе сразу стало легко и спокойно. И я, расстелив на полу карту и придвинув ноутбук, приступила к
разработке стратегии, как полководец перед решающей битвой. Решение принято.

   — Артём Леонидович! Поймите, это абсолютно необходимо для моей дипломной работы! — я уже месяц бегала за
своим руководителем по диплому. Льстила, врала, обещала навеки приковать себя к алтарю науки. — Вы написали
такую восхитительную докторскую по Сталинградской битве! Я читала взахлёб!

   — Вы читали мою докторскую?
   — Конечно! У Вас потрясающий стиль! И наверняка Вы выезжали на место описываемых событий!

   — Девять раз, Ланочка! Девять! — и Артем Леонидович расцветал на глазах, — Чтобы проникнуться, так сказать,
ландшафтом.
   — Вот и мне просто необходимо, — я умоляюще складывала руки и заглядывала руководителю в умные глаза,
— проникнуться ландшафтом!

   Артем Леонидович отступал, а я продолжала атаку:
— Я посмотрела статистику. За последние десять лет о Зоне отчуждения в историческом контексте еще никто не
писал! Вы будете первым, кто рискнул взять на себя руководство по такой неоднозначной теме!

   Этот разговор с небольшими вариациями повторялся изо дня в день. В конце концов, заметив меня в институтском
коридоре, Артем Леонидович начал предпринимать попытки к бегству, резво сворачивая в другую сторону.

   Через неделю после сдачи на проверку теоретической части диплома, меня вызвали к ректору. Артем Леонидович
тоже был здесь, сидел, перелистывая мою работу. Ректор указал мне на стул:

   — Лана Сергеевна. Я ознакомился с вашим исследованием. Весьма многообещающий труд.
   — Я очень старалась! Но, без чуткого руководства Артема Леонидовича, я бы не справилась.

   Артем Леонидович слегка кивнул, соглашаясь, и достал из кипы документов тонкую папку:
   — Ланочка! Догадываетесь, что здесь?

   Я отрицательно помотала головой, и слово взял ректор:
   — Второго апреля группа биологов и экологов, в числе которой несколько студентов–дипломников, отправляется в
бывшую Зону отчуждения для проведения каких-то своих исследований.
   Нашими  с Артемом Леонидовичем стараниями вы включены в группу.

   Мне захотелось завизжать УРА! На весь институт и подпрыгнуть до потолка. Между тем ректор продолжил:
   — В этой папке все необходимые документы и билеты на самолет. Но на многое не рассчитывайте.
Ваши перемещения ограничены площадью города Припять. Зона ЧАЭС пока на карантине.

   Я рассыпалась в благодарностях и, сжимая в руках заветную папку, вышла в коридор. Следом вышел мой
руководитель.
   — Ланочка, ребята с биохима — народ веселый, к тому же весна, молодость… — он сделал многозначительную паузу,
— я надеюсь, что за эту короткую экспедицию, всего-то десять дней, вы не забудете о  своем исследовании, — и, пряча
улыбку, Артем Леонидович отправился в сторону секретариата.
   А я, перепрыгивая через три ступеньки, быстро преодолела институтские лестницы и помчалась домой собирать
рюкзак, потом в банковское хранилище, грабить дедов ящик.

   Контейнеры с оборудованием биологов заняли весь грузовик, а наша исследовательская компания шумно и весело
оккупировала автобус.

   Дороги более-менее привели в порядок, и автобус ехал быстро и ровно. Я смотрела то в окно, то на попутчиков.
   Мой взгляд все время застревал на одном молодом человеке. Чем-то он был очень похож на Утёса. Я всю дорогу
пыталась понять в чем сходство, а он постоянно ловил мои взгляды, и каждый раз мой рот расплывался в идиотской
улыбке.
   Вдруг поняла, что мне очень нравится улыбаться этому человеку, и если он ответит тем же, то просто взорвусь от
счастья.

   На окраине Припяти транспорт остановился. Биологи приступили к разгрузке своего габаритного багажа, а я,
накинув на спину рюкзак, решила немного размять ноги и «проникнуться ландшафтом».

   Прошла немного, шагов двадцать, и остановилась. В рюкзаке что-то начало шевелиться и брякать с каждым моим
шагом все сильнее. Срочно завернув за ближайшие развалины, скинула рюкзак и заглянула внутрь в поисках
источника шума. Это ожил артефакт.

   Вынув контейнер, я открыла крышку и осторожно перевернула его у самой земли.

   Освободившаяся из плена «бабочка» забила по земле одиноким крылом. Я взяла артефакт в руки и тут краем глаза
заметила, как по краю поляны шагают трое: при оружии, с рюкзаками, но лиц под капюшонами защитных костюмов
не разглядеть, видны только глаза. Они увидели меня и остановились.

   Я рванулась навстречу, но «жадинка»  крепко держала меня на месте. Страшно хотелось есть, и в приступе голодного
отчаяния мне пришлось грызть свою конечность. Но из «жадинки» так не выбраться.

   Тогда я решила попросить помощи у этих людей, но, вместо «помогите!»,  изо рта вылетала странная смесь из
перепутанных звуков. Еще раз дернувшись, тело истратило последние силы, и я заплакала громко, как брошенный
ребенок.

   — Смотри-ка, кто в «жадинку» вляпался! — один из сталкеров махнул в мою сторону.
   — Подумаешь! Что я, плотей не видел? — равнодушно ответил Утёс.

   Сталкер, шедший замыкающим, вскинул пистолет.
   — Трехпалый, не трать патроны. Сама сдохнет.

   Но Трехпалый выстрелил, и огненной болью пуля пронзила мою голову. Я завалилась набок в холодную лужу
апрельской воды, и артефакт выпал из ослабевших пальцев. Он больше не шевелился.

продолжение http://www.proza.ru/2014/07/25/1586