Скоро по нашим трупам
Кто-то пройдёт спокойно.
Каждый второй из группы —
Это уже покойник.
Видно, такой обычай —
Новеньких за хабаром...
Из восьмерых отмычек
Кто добредёт до бара?
Кто у «электры» ляжет?
Кто будет съеден сворой?
Время — оно покажет,
Падаль ты, или ворон.
Но постоянно гложет
Мысль, что пошли-то сами.
«Рыпнемся, и уложит», —
Шепчет мне в ухо Саня.
«Надо бежать, братуха», —
Слышу с другого края.
Слышу, над самым ухом
Ветер шальной играет.
Худшая из мелодий —
Реквием без оркестра.
Мы — лишь огрызки плоти,
В сталкерах нам не место.
Весь романтизм как сдуло.
Лютая ярость спеет!
«Ксюха» ведь кверху дулом...
Выстрелить... не успеет...
На Болотах
Как жена незабвенного Лота
Обернулся... и тут же застыл.
Влажно дышат сырые болота,
Хищно ветви топорщат кусты.
Под ногами голодные топи
Разевают бездонные рты.
Шаг с тропы — и мгновенно утопят
Воды цвета надгробной плиты.
А вдали жутковато и грубо
Неизвестный мне зверь голосит.
Говорят, поднимаются трупы
По ночам из зловонных трясин.
Но не это пугает сверх меры,
Не поэтому ужас в очах.
...Из тумана выходит химера,
Будто чёрная тень палача.
* * *
Прогорает костёр...
Первый отблеск рассвета
Замаячил вдали, за туманной чертой.
Я пришел в этот край в ожиданье ответа,
А ответ... оказался до боли простой.
Артефакты, мутанты!..
Всё новые метры
Ночь покорно сдаёт подступившему дню.
Я пытаюсь согреться, но щупальца ветра
Не дают в мою душу пробраться огню.
Свора
(рассказ мародёра)
Разворошив осиное гнездо,
В натуре, трудно убежать от роя.
Да сколько ж их?! Полсотни или сто?
Валите их, братва, не то накроют!
Прижал к плечу трофейную «Грозу»
(я за неё двух доллговцев зарезал).
Нажал на спуск. А то ведь загрызут...
Валера Шунт фигачит из обреза.
Собаки мрут от шквального огня,
В пороховом дыму их тени тают.
Мы, походя, урыли двух щенят,
А к нам навстречу — грёбаная стая!
Да, понимаю, чё-то в этом есть.
Причина, типа, этой злобе лютой —
Почти что человеческая месть
Почти что озверевшим недо-людям.
...У пацанов патронов больше нет.
Прикладами тварюгам пасти крошат.
Гляжу — вожак направился ко мне
С намереньем расправиться, похоже.
На этих берцах кровь его щенят!
Я их слепых, давил — они пищали!
Ну, чё ты, шавка, смотришь на меня?!
Взгляд пса по-человечески печален...
Агония
Как обычно, с утра:
холод, грязь и ветра.
Треск чужого костра —
ближе к вечеру.
Год — мой сталкерский стаж...
Припять. Пятый этаж.
И пустой патронташ.
Делать нечего...
Зацепили плечо.
Кровь обильно течёт.
А в груди горячо...
Взгляд туманится.
Знаю, мне не уйти,
и сектанты в пути.
Смогут, гады, найти!
С них-то станется!
Без гранат и ножа
мне врагов не сдержать.
Остаётся лежать,
ждать спасения,
Иль навстречу шагнуть,
чтобы очередь в грудь...
Да навечно нырнуть
в хмарь осеннюю.
Вспоминаю Янтарь,
скудный мой инвентарь.
Пистолет и «Винтарь»,
дождик сыплющий,
Ржавых струн перебор
и научный прибор,
Верещащий с тех пор,
как был выпущен.
Как обычно, с утра:
холод, грязь и ветра.
Боль недавних утрат,
ужас... Паника!
Тело мелко дрожит.
Как же хочется Жи-и-ить!
В полуметре лежит
труп напарника.
* * *
Мы, как обычно на привале,
Ушли в попойку с головой.
На безопасность наплевали
И я, и пьяный часовой.
Наутро, сонный и помятый,
В бушлате, влажном от росы,
Я крикнул: «Всё, подъём ребята!
Вы, мля, смотрели на часы?
У нас, мля, дел сегодня много».
Хоть мысль была оглашена,
Никто не слышал монолога.
Ну, разве только тишина.
Пять тел лежали без движенья.
Я приподнялся, как во сне.
Увидел — мой напарник, Женя,
Сидит, прижавшийся к сосне.
Схватил за плечи часового,
Встряхнул и шепот различил:
«Беги... Беги отсюда, Вова,
Пока мутант не замочил».
Я отшатнулся в жутком страхе,
Из кобуры «Макар» тяну.
Мутант? Да пусть идёт он на хе-е...
Но звон пронзает тишину.
Я ясно понимаю: брежу.
Но мир качнулся, потускнел.
А сердце бьётся реже-реже...
Как камертон в кошмарном сне.
Взвожу курок... «Ещё немного» —
Шепчу, «Макаров» теребя,
И жму на спуск. Стреляю в ногу,
От боли приходя в себя.
Бросаюсь прочь, забыв про Женьку,
Про свой хабар, про автомат.
Мне б разогнаться хорошенько,
Но слышу сзади тихий мат.
Напарник (видно, Женьке худо —
От контролёра не уйти).
Вопит: «Вован! Вернись, паскуда!
Вернись, в очко тебя ити...»
Я вижу тропку, чьи-то вешки.
Теперь уж точно убегу.
Но почему ж я вздумал мешкать?
Оставить друга не могу?
Да ладно... Он мне не был другом.
Лишь инструмент для ремесла.
Но сколько раз давал мне руку,
Когда я ранен был и слаб?
Он спас меня минувшим летом,
Когда уже несло в трамплин.
Взглянул на тушку пистолета
И прошипел сквозь зубы: «Бли-и-ин!»
Нога болит, в глазах всё скачет,
И сердце гулко бьёт под дых.
Ну, что ж, идём, моя удача,
Отплатим парню за труды...
На Кордоне
Гитарный перебор. Костёр. Бутылка водки.
«Калаш» поверх колен и ночь поверх домов.
И этот человек, который будто соткан
Из шорохов лесных и призрачных дымов.
А под его рукой чуть слышно стонут струны,
Неведомый мотив (замешан с табачком)
Летит туда, где мост увит спиралью Бруно
Да смотрит пулемёт промасленным зрачком.
Туда, где вдоль стены — контрольно-следовая,
Где минные поля, и жженый березняк.
Но музыка плывёт… и, как порой бывает,
Смолкает у костра подвыпивших возня.
«Браток, а ты нам спой, — хлебнув немного чаю,
Вдруг кто-то говорит, — Но чтоб не мишура!..».
Он тянет ворот вниз, и каждый замечает
На шее, поперёк, неровный жуткий шрам.
Откуда взялся он? Чей дьявольский «подарок»?
К тому же тусклый взгляд и белые виски…
Не оттого ль в руках сейчас скулит гитара:
И плачет, и поёт, и воет от тоски?