Из серии "истории от спятившего библиотекаря".

    Начало: http://proza.ru/2021/12/07/1041

    Всю дорогу возница Никодим мечтал о механическом осле. Направляя лошадь в наступающую с востока ночь,
он без устали рассказывал о достоинствах ослиной механики:

    — Крепкие, исполнительные, морковки не просят. Характер не показывают, копытом не бьют, критикой
возничего не занимаются. У каждого с десяток лошадиных сил под хвостом. Мечта каждого управляющего.
Не работник, а золото. Только смазывай вовремя суставы, да керосин в ухо подливай.

    Хромая лошадь по имени Клара от слов хозяина беспокойно оглядывалась. Ей вспоминался проповедник
лошадиного рая с местной ярмарки, что рекламировал добрым словом все прелести колбасной фабрики.

   От воспоминаний лошадь прибавляла бодро шаг, пытаясь доказать Никодиму, что не такая уж она и хромая.

    — Мне хоть бы одного осла в управление получить, и я сразу повышу свой статус, — возница продолжил
делится мечтами. — А то бывает заходишь в корчму, как жалкий владелец единственной лошадиной силы
и на тебя с презрением смотрят богатые ослиные погонщики. Обидно.

    Лошадь Клара громко фыркнула. Тоже от обиды.

    — Но к сожалению, ослы стоят дорого, — обида лошади осталась незамеченной. — Правда наши банки
с удовольствием дают ослиные кредиты, но я им не верю. Не ишак какой-нибудь, чтобы в кредитное ярмо влезать.

    Тут Никодим задумчиво замолчал. Посмотрел на куцый хвост своей кобылы и добавил:
    — Хотя ради владения личным ослом на многое пойдешь. Даже на кредит. Ведь они такие сильные,
упертые, выносливые..

        Пока Никодим перечислял важные для настоящего работника достоинства, Джонатан Свифт пытался читать
выданную ему в дорогу книгу «За чертой города не поют воробьи».

   Буквы плясали на ухабах, подпрыгивали, разбегались и складывали, порой, причудливый смысл.

   Поющие воробьи казались стервятниками с желтыми безумными глазами, а черта города — кривым швом на теле
огородного пугала. На последней странице Свифт прочел предупреждение:

    «Смысл книги одобрен специальной смысловой комиссией. Изменять его запрещено. Если вы вдруг увидели
скрытые смыслы, просьба немедленно сообщить об этом в органы смыслового контроля. К вам немедленно
будут направлены специалисты, которые проверят вас на предмет смысловых галлюцинаций и вольностей».

    Тут хромая лошадь уткнулась в черту города. В реальности она оказалась облупленным придорожным
указателем с двумя направлениями — «Туда» и «Сюда».

    — Дальше не поеду, — сказал возница решительно. — Нам горожанам за черту города соваться не рекомендуется.
Там дикие места и много сумасшедших. Там всякое может случится.

    — Куда же мне идти? — обреченно спросил Свифт, отдавая казенную книгу.
    — Иди туда, — Никодим указал на наступающую темноту. — Главное подальше отсюда. Примерно через версту
увидишь придорожное кафе с кроватями. Ели придешься хозяйке по вкусу, там и заночуешь.

    Дождавшись, когда пассажир слезет с телеги, возничий выдал ему путеводный огарок свечи.
Пожелал счастливого пути, а сам спешно покатил обратно. Джонатан Свифт еще долго слышал за спиной звук
подкованного протеза и жалобные вздохи Никодима «как жаль, что Карла не осел».

    Кафе с кроватями называлось «Сливовый пирог». Оно представляло из себя небольшое ветхое заведение с
обеденным залом и дешевыми номерами на втором этаже. Сначала Свифт привел себя немного в порядок.
Отряхнул пальто, кое-как причесался. А же потом вошел в кафе и прочитал объявление над стойкой с пирожными.

    «Обеденный зал арендован ежегодным собранием людоедов на пенсии. Места на кроватях еще остались».

    Хозяйка кафе быстро оценила позднего посетителя и судя по всему он пришелся ей по вкусу.
Даже несмотря на грязное пальто и усталый вид.

    — Я дам вам номер с краю, — сказал неаппетитная женщина лет сорока. Худая, сухая — кожа да кости.
    — Там вы сможете хорошо отдохнуть.

    — А людоеды мне не помешают? — Свифт с тревогой прислушивался к шуму в обеденном зале.
    — Не бойтесь, они не кусаются, — заверила хозяйка кафе. — Вот когда они были на службе, тогда да, могли съесть
кого угодно. А теперь их посадили на пенсионную диету. Отобрали право есть кого вздумается и казенную челюсть.

     Сейчас они достают на свет потроха из прошлого, хвастаются скелетами в шкафах и меряются длиной
обглоданных костей. Как насытятся старыми добрыми временами, так сразу и разойдутся.

    — Вы меня не успокоили, — Свифт по-прежнему волновался.
    — Для полного спокойствия на каждой двери у нас есть засов, — сухая женщина протянула ключ.
— Подвигайте его туда-сюда и сразу полегчает. Наши засовы хорошо расслабляют.

     Не имея желания ночевать в холодном поле Свифт все-таки взял ключ. Взглянул на номер комнаты
и отправился на второй этаж. А хозяйка кафе улыбнулась ему в затылок и на прощание предложила:

    — Если вы голодны моя дочь принесет вам немного десерта. Она постучит три раза в дверь и скажет
кодовую фразу «кушать подано».

    Комната оказалась маленькой, но достаточно уютной. Кровать, телевизор, раковина, ночной горшок в углу.
    Окно выходило на задний двор где выстроились в ряд корыта с «объедками на черный день».

    Как только Свифт снял ботинки и присел на кровать, чтобы расслабиться, в комнату постучали три раза. 
    За дверью стояла упитанная девочка в слезах с косичками разной длинны. В руке она держала тарелку с
десертом.  В тусклом свете коридорных ламп Свифт разглядел на тарелке головку чеснока, перо сельдерея,
кружок заплесневелого помидора, несколько огуречных зернышек и крупную надкусанную луковицу.

    — Я не голоден, — он попытался отказаться от угощения.
    — Вам обязательно нужно подкрепиться, — дочка хозяйки настойчиво передала тарелку из рук в руки.

    — Но я не хочу, — Свифт все еще сопротивлялся.
     — После полуночи, наступит время сильного голода. Во многих проснется аппетит, — сказала девочка
таинственным голосом. — Поэтому лучше закройте двери на засов и не выходите до самого утра.

    С этими словами дочка хозяйки размазала по щекам луковые слезы и убежала. А Джонатан Свифт
поковырялся грязным пальцем в овощном десерте и обнаружил на дне тарелки странную записку:

    «Наевшись священного огурца, я повесил на грудь кружок помидора и помолился кресту из сельдерея.
Затем закрыл глаза чесночным соусом и забил рот луковым пюре, чтобы не издать не звука».

    Прочитав записку, Свифт вспомнил, что видел этот текст в редком овощном писании.
Он рассказывал, как одному святому отшельнику удалось не перевариться в желудке великана.
   
    Вернувшись в комнату Свифт с беспокойством прислушался. В кафе стояла зловещая тишина.
    Из обеденного зала не доносилось не звука. Заперев двери на засов, он выглянул в окно.

    Хлебнувшие изрядно местной браги людоеды, сидя на корытах рылись в объедках памяти, надеясь
вернуть свои лучшие черные дни.  Среди них шатался каннибал Самсон с медалью «за заслуги» и обвинял
коллег в латентном вегетарианстве. В ответ коллеги грозились выбить из Самсона ливер, яйца, почку
и прочие деликатесы.

   Тут часы прозвонили полночь, а за дверью Свифта послышался голос. Тихий, вкрадчивый, мужской.

    — Впустит меня и я поведаю тебе тайны кулинарии, — шептал настойчиво голос.

    Застывший от страха Свифт ничего не ответил.

    — Не бойся отворять новые двери. За ними тебя ждут большие открытия.

   Свифт продолжал молчать.

    — Со мной ты познаешь вкус настоящей жизни. Не упусти свой шанс, — голос настойчиво и все громче
добивался гостеприимства.  А когда понял, что не добьется надавил на дверь плечом своего владельца.
Дверь не подалась. Тогда он надавил еще несколько раз, но также безуспешно.

    Вскоре прибавился еще один голос. Сиплый и прокуренный. Он был более требовательным, но тоже
не смог достучаться до «равнодушного» жильца номера. А сам напуганный до икоты жилец, тем временем,
выбирал между двух молитв. Между молитвой сельдерею из овощного писания и молитвой железному засову.

    В итоге Свифт обратился к засову, посчитав его более надежным защитником. До самого утра он молил
железяку о спасении и ни на что не отвлекался. Ни на проклятия хозяйки кафе в адрес посетителей, блюющих
на ковры, ни на шум драки под окном. Судя по крикам, прожорливые коллеги принялись выбивать из Самсона
разные деликатесы.

    С первыми лучами солнца уставший Свифт немого успокоился. Лег на кровать в полной тишине и пару часов
вздремнул. А когда проснулся, то услышал треск двери под сокрушительными ударами. Пенсионеры так стучать
не умеют.

    Так могут стучать только людоеды, состоящие на службе. Они не терпят отказа и требуют покорного
гостеприимства от каждого гражданина. Свифт поднялся резко на ноги и понял, что ему таки придется отодвинуть
спасительный засов.

Продолжение http://proza.ru/2022/08/09/549

Отходы
Саша Кметт
    Из серии "истории от спятившего библиотекаря"
   
    Предыдущая часть http://proza.ru/2022/08/09/549

    Уже через три дня из-под пера Джонатана Свифта вышли предвыборные обещания для писателя
Пеликанова. Литературная программа, написанная под чутким надзором Музы Варфоломеевны. 

   Сюжеты на парочку будущих историй, что должны были понравится самому простому читателю.
   
   В первой истории маленькие люди открывают большой мир. Они провозглашают себя великанами
с гигантскими потребностями. Но не все маленькие люди, а только избранные большинством.

  А тех, кто не дорос до гигантских потребностей обвиняют в  мелкой зависти. На них взваливают
большие обязанности по обслуживанию новоиспеченных великанов.
   
   Во второй истории рассказывалось, что даже лошади способны управлять обществом
механических ослов. Если их правильно подковать и вооружить убедительным словом.  Во время
написания этого сюжета, Свифт представлял кобылу Клару верхом на вознице Никодиме.

    Муза Варфоломеевна взглянула вскользь на литературную программу и передала ее секретарю
Мише. Он прочел ее со скрупулезностью дотошного критика, внес некоторые правки и остался
доволен:
   
    — Хорошее начало для двух прекрасных романов. Сегодня отдам в печать.
    — Но кто их потом сочинять станет, если, как вы говорите Пеликанов, не умеет писать? — спросил
пристегнутый наручником к пишущей машинке Свифт. — Я не собираюсь задерживаться тут надолго.
   
   — Никто не станет, — отмахнулся Миша.
    — А как же предвыборные обещания?
    — Никак, — первый секретарь отмахнулся во второй раз, но потом все-таки пояснил:
    — В нашем городе не принято выполнять предвыборные обещания. Дурной тон. Коллеги не поймут.

    А еще через неделю, Миша ворвался в комнату Свифта весь красный от волнения. За ним шла
громоздкая Муза Варфоломеевна в форме вдохновляющего надзирателей. За собой она тащила
огромный, потертый в нескольких местах дорожный чемодан с кодовым замком. На одном из бортов
чемодана виднелась надпись — «отходы литературного производства».

    «Похож на гроб с колесами», — успел подумать Свифт, перед тем как Миша отстегнул его от
пишущей машинки.
    — Быстро полезайте в чемодан, — потребовал первый секретарь. — Будем вас списывать в архив
как отходы.
   
   — Не полезу, — Свифт надул гневно щеки.
    — Де не переживайте вы так, — Миша приложил палец к губам. — Это временная мера.
Пересидите в архиве пару дней. В целости и сохранности. Архивариус там милейший человек.
Муза Варфоломеевна с ним давно дружит. А когда все уляжется, мы вас тайно вывезем и отправим
подальше от города.
   
    — А как же золотой читательский билет? — Свифт начал догадываться, что ему не заплатят.
    — Про него забудьте, — первый секретарь нервно выдохнул. — Он вам и не положен, после всего
того что вы натворили.
   
    — Объясните наконец, что происходит?
    — Это вам лучше знать, что происходит! Где вы взяли предвыборные сюжеты?
    — Как обычно, у себя в голове.
   
     — Не знал, что у вас в голове находится именная библиотека главы города. Нашего основного
конкурента, — Миша вытащил из карманов две книги в мягком переплете за авторством Полонского
Поликарпа Матвеевича и бросил их на стол. Свифт прочел названия. «В избранном лилипуте
уместится великан» и «Как кони жокеев сожрали».
   
     — Что это? — названия книг Свифту ничего не объяснили.
    — Как видите «ваши» сюжеты, но уже оформленные в произведения заслуженного автора.

    — А ваш заслуженный автор не писал книг про странствующего доктора? — поинтересовался Свифт
язвительным тоном.
   
     — Кто его знает? У него уже тысяча произведений. Их все еще никто не прочел. Была вроде
повесть про летающий остров, — стало заметно, как первый секретарь что-то вспомнил,
— но это сейчас не главное. Главное вывезти вас отсюда поскорее. Никто не должен догадаться,
что вы у нас работали.
   
     — Но от кого меня нужно прятать?
    — От благодарных потомков, конечно. Они вот-вот сюда нагрянут. С обыском. Если вас тут найдут,
будет катастрофа.

     Плагиат для нашего города дело привычное — все этим грешат. А вот использование труда
«иностранного агента» может окончательно убить имидж народного писателя Пеликанова.
Писателя-патриота. Писателя-гуманиста. Писателя-борца…
   
     — Думаю благодарные потомки разберутся кто гуманист, а кто писать не умеет, — Свифт перебил
предвыборную речь первого секретаря.
   
     — Я бы на это не очень рассчитывал, — предупредил Миша. — Благодарность наших «потомков»
может быть весьма травматической. И все они работают на Полонского. Их кантора тщательно следит,
какое наследство мы после себя оставим детям.

     Хотя их престарелой верхушке пора уже самим писать завещания. Но дело они свое хорошо знают,
и порой бывают благодарны без меры. Знают о всех, кто заслуживает особой благодарности и помнят
тех, кого еще не отблагодарили.

    Когда Муза Варфоломеевна укладывала Свифта в чемодан как отходы литературного производства
он еще сопротивлялся. Но когда она, захлопнув крышку набирала цифры на кодовом замке, он
смирился и устало застыл.

     Кричать не имело смысла.  Вскоре темнота убаюкала его словно колыбельная и подарила
красочный сон. Свифту приснилась кобыла Клара с хрустальным протезом ноги. Она паслась на
бескрайнем ромашковом поле рядом с могилой павшего жокея и отгоняла хвостом назойливых мух.

Продолжение http://proza.ru/2022/08/28

Побег
Саша Кметт
    Из серии "истории от спятившего библиотекаря"

    Предыдущая часть http://proza.ru/2022/08/28/640

    Несмотря на заверения в надежности архивных замков, день открытых дверей
случился в среду.

   После обеда. Архивариус неожиданно для самого себя вспомнил, что у него день
рождения.

   По такому случаю он достал из личных закромов праздничную коробку.
Заплесневелые конфеты, бутылку водки с выдержкой хорошего вина и поцелуй от
Музы Варфоломеевны.

   Поцелуй хранился на поздравительной открытке пятилетней давности. Кроме
отпечатка губ на открытке виднелся танк времен большой войны и сидящая на
танковой башне красавица в камуфляжном купальнике. 

   Испытав приступ сексуальной ностальгии, архивариус вызвал хозяйку губ на свидание.
   На свидание с соблюдением всех норм архивной безопасности и государственной
секретности.

   Но когда увидел Музу Варфоломеевну, одевшую по такому случаю парадную форму,
то сразу потерял голову и заявил, что его чувствам нужен надзиратель.

   После чего нарушил не только нормы архивной безопасности, но и все нормы приличия.
Дверь не запер, коробки использовал не по назначению, бросил на документы особой
важности лифчик и зеленый носок.

    Обрадовавшись возможности покинуть архив, Свифт обратился к обществу заговорщиков.
    — Время побега пришло. День открытых дверей настал.

    На что получил короткий дружный ответ:
    — Некогда. Сегодня по телевизору большая премьера. Суд над кандидатом в писатели
города Пеликановым.

   Его обвиняют в подлоге, плагиате и литературной диверсии.
    Общество уже облепило телевизор в ожидании громкого процесса. И херувим, и Моисей,
и мальчик Кузька с полиглотом, и кашевар с дешевым ценником.

   Только прозревший крот решил променять живой уголок на свежий воздух.
    — Куда теперь отправишься? — спросил крот за порогом архива.
    — Спрячусь где-нибудь до утра, а потом буду выбираться из города, — Свифт хлопал себя
ладонями, пытаясь сбить с пальто липкую архивную пыль.

    — А я отправлюсь проповедовать своим собратьям.
    — Будешь склонять их к прозрению?
    — Да, — пропищал крот на прощание. — Расскажу, что лучше быть слепым, чем потерять дар речи.

    Всю ночь Джонатан Свифт перебирался закоулками от одного дома к другому.
   Прятался в тенях, шарахался от шорохов, благодарил уличные фонари за разбитые лампы.

   Страшась погони, он прислушивался к каждому звуку. Но погоня с топотом сапог и криками
загонщиков еще не родилась.

   Скорее всего, она родиться утром, когда в архиве очнутся изнасилованные любовным
свиданием нормы безопасности.

   Вместо погони, Свифта преследовал судебный процесс. Обвинительные речи
звучали из каждого подъезда, подвала, чердака.

   Суд гремел на каждой улице, площади и перекрестке. Доносился из громкоговорителей
на столбах, из раций патрульных, из кинотеатров и филармоний. 

   Посетители кафе ели бутерброды с именем обвиняемого, в магазинах игрушек
продавали судебные молотки, а в борделях давали скидки всем работникам правосудия.

   Судебная печать легла на город клеймом, как считали некоторые несознательные
горожане.

   Их можно было встретить на улицах с пробками от шампанского в ушах. Сначала на
их безумие смотрели сквозь пальцы, но затем бунтующую глухоту объявили вне закона.

   И пока судебные приставы выворачивали из непокорных ушей пробки, главный
городской обвинитель клеймил подсудимого в зале суда. Хорошо поставленным голосом,
с придыханием и театральными паузами.

  В своей речи обвинитель    придерживался всех правовых нормативов и после
каждой минуты обвинений, уделял пять минут пострадавшей стороне. Ее лучшим
качествами и достижениям.

    — Полонский опора нашей духовности и строитель хорошего литературного вкуса,
— обвинитель начинал очередную пятиминутку любви к главе города.
    — А Пеликанов лишь мелкий перестройщик, — гневно шипел обвинитель в конце.

    — Полонский наш учитель, наш мудрый наставник, наш проводник.
    — А Пеликанов его неблагодарный ученик.

    — Полонский доказал, что светлое будущее прячется в великом прошлом.
Что корни лучше звезд. Что самая перспективная наука — это исторические романы.
     — А Пеликанов доказал, что он лишь вошь в его шевелюре…

    Наконец, когда утренний туман сделал улицы безликими близнецами, а каждый
памятник писателю Полонскому превратил в бесформенную кучу камней, ночная
судебная смена подошла к концу.

   В городе наступила долгожданная тишина перед новым рабочим днем.
   Как раз к этому времени Свифт добрался перебежками до самой окраины и теперь
не знал куда идти. То ли повернуть на север, на восток. Он уже почти решился выбрать
восточное направление, как услышал стук об асфальт знакомого лошадиного протеза.

   Через минуты из тумана выплыла сонная морда кобылы Клары. За ее хвостом
тянулась телега Никодима полная лодочных весел.

    — Старый знакомый! — обрадовался возница при виде Свифта. — Садись подвезу,
если нам по дороге.

    — Куда едешь? — Свифт не спешил забираться в телегу.
    — К реке, до переправы, — Никодим указал куда-то вдаль.
    — Тогда нам по пути, — Свифт забрался в телегу и уселся на твердое, замотанное
в грязное одеяло сиденье, напоминающее куб.

     Клара поплелась вперед, включив свою единственную лошадиную силу,
а Никодим принялся радостно болтать.

    —  Если ты заметил наши пути часто пересекаются, —  сказал он уверенно.
    — Пересекаются, — согласился Свифт. — Но при этом бредут в одном направлении.

    — Вот и я о том же. Пути жизни неисповедимы. Сходятся, расходятся, пересекаются,
сплетаются в узел. И это хорошо. Главное, чтобы они не обрезали друг друга и не
гадили на чужих перекрестках.  А с тобой пересекаться приятно. Не то что с
некоторыми.

   Вот на днях, довелось мне пересечься в одном кабаке с бригадой могильщиков.
   Гуляли по полной. Мебелью трещали, в скатерти сморкались, мочились на доски
почета официантов.

   Под конец на моей телеге прокладывали путь к девкам. Два часа добирались.
   А как добрались, так мало того, что они меня с собой в бордель не взяли, так еще и
забыли в телеге свои весла.

    — Могильщики с веслами? — уточнил Свифт.
    — Ну да, могильщики, — подтвердил Никодим. — Кто же еще? Теперь вот приходится
везти их весла за город. К реке. А то без них похоронная процессия не начнется.

    Свифт не стал возражать. Он смотрел как утро завтракает остатками тумана и рисует
ранний натюрморт.
   С пирогом сдобной земли в бороздах от плуга, со ржавыми комбайнами в венках из
одуванчиков, с дубом-отшельникам у старой виселицы, с прикованным к колодцу журавлем,
с бровями павшего бога похожими на лес вдали и драпировкой разрезанного самолетным
шлейфом неба.

    — Хорошо у вас тут, — сказал Свифт, вдохнув утренней свежести. — Красиво.
    — Да, наш край диких берез и дубовых истуканов прекрасен, — согласился с восторгом возница.
   — Если знать на что смотреть. Но вы, заморские путешественники, не знаете.

    — Я учусь, — улыбнулся Свифт.
    — А я люблю наш край без всякой учебы. И ни на что не променяю.

    В знак поддержки своего хозяина заржала кобыла Клара. Свифту вдруг тоже захотелось заржать.
Не засмеяться, не захохотать, а именно заржать. А потом замычать, заблеять и что-нибудь
прокудахтать.

   Но вместо этого он положил руку Никодиму на плечо и спросил:
    — Ну что старик, взял ты ослиный кредит в банке?
     — Взял, — довольно ответил возница. — Купил на него телевизор.

    — Телевизор? — переспросил Свифт.
    — Переносной. Современный. Передовой. Теперь судебные процессы могу смотреть где угодно.
Хоть в поле, хоть в канаве, хоть на дне. Теперь я в курсе всех судебных решений и есть, о чем
поговорить в таверне.

    После этих слов Никодим взглянул на солнце, определил по нему точное время и добавил:
    — Скоро дневная судебная смена начнется. Вместе и посмотрим.

    Свифт обреченно пощупал куб под собой и понял, что сидит на новеньком телевизоре.

    Продолжение http://proza.ru/2022/09/07/671

Предыдущая часть http://proza.ru/2022/09/07/671

    На другой стороне реки Свифта встретили плакатные предупреждения, прибитые
к ветхому забору:

    «Выбирай сторону правильно — не ошибись!»
    «Не переходи на другую сторону без уважительной причины. А если перешел по
ошибке, то бегом возвращайся».
     «Перебежчиком везде у нас дорога, перебежчикам везде у нас почет».
     «На нашей стороне — вкусные плюшки».

    Сразу за плакатами виднелась кривая фанерная будка с надписью: «Биржа труда».
    В будке с трудом разместилась женщина переспевшего возраста в салатовом переднике.

   Перед ней лежал пухлый каталог трудовых вакансий и связка учительских указок. В
суровом взгляде женщины читалось сильной желание указывать всем на дверь.

    — Силантий, — крикнула работница биржи, увидев за спиной Свифта сумасшедшего
агронома. — На плюшки снова потянуло? Иди, я тебя придушу.
    — Не надо меня душить Семеновна, ты уже не на службе, — робко пискнул Силантий,
после чего зашептал Свифту в затылок:
    — Не обращайте внимания на ее пограничный юмор. Раньше она работала на границе,
в идеологической таможне.
   Ловила контрабандистов слов и крамольных мыслей. А потом в силу возраста и явных
симптомов маразма ушла на пенсионное повышение. Теперь подрабатывает указателем
труда. Указывает молодежи дорогу, где их поджидают трудовые подвиги.

    Подойдя к бирже поближе, Свифт смог рассмотреть, приклеенные к фанере грамоты
и наградные листы:
    «Грамота за поимку особо зловредного контрабандиста».
    «Грамота за возвращение праздношатающейся молодежи в рабочие загоны».
    «Удостоверение участника конкурса плакатного творчества»
    «Вымпел передовика пенсионного труда».
    «Переходящая вставная челюсть в подарочной упаковке, как символ сытой старости».

    Хозяйка наград, в свою очередь, пощупала Свифта наметанным глазом.

    — Вы перешли на нашу строну по принципиальным соображениям или в качестве
диверсанта?

    Свифт растерялся, не зная, что ответить.

    — Перестань людей допрашивать, — вместо него ответил Силантий. — Ты уже не на
границе стоишь пограничной бабой. Ты лишь в будке сидишь злобной бабкой с указкой.

    — А ты перестань из стороны в сторону шататься, — едко парировала Семеновна.
    — А то болтаешься без дела, как беззаботный сквозняк. Пора тебе в землю
возвращаться. Грядки новых посадок ждут.

    — Я сам знаю, куда возвращаться, — воскликнул агроном. — Не указывай мне.
    — Как же я могу тебе не указывать, когда уже вышел указ о твоем задержании?

    — За что?
    — За тунеядство и провоз запрещенных веществ.

    — Каких еще веществ?
    — Зерно чужого разума нам тут не надо. Без него как-нибудь проживем.
У местного начальства своих зерен полные закрома.

    — Да нет у меня никаких веществ, — Силантий вывернул карманы.
    — Я так и знала, — презрительно фыркнула Семеновна. — Семь пар сапог стер, а
ума так и не нажил.

    Тут Свифт решил вмешаться в разговор, чтоб не довести его до грандиозной
ссоры и ответил на поставленный ранее вопрос:

    — Ни на какую строну я не переходил, — заявил он уверенно. — Я просто
путешествую.

    — Как это не переходил? — возмутилась Семеновна. — Когда я своими глазами
видела, что перешел. Как с парома сошел, так сразу и перебрался.
   А то что путешественник не имеет значение. Даже пришлые бездельники обязаны
занимать правильную строну.
   А если вовремя не занять правильную сторону, то можно оказаться не на той
стороне. Вы хотите оказаться не на той стороне?

    — Я всего лишь реку переплыл, — Свифт защищался как мог от допросного напора.
    — Но переплыл то на нашу сторону, — напор не ослабевал.

    — Объясните наконец, чем стороны одной реки отличаются?
    — Как это чем отличаются? — сильно возбудилась работница биржи труда и Свифту
показалось, что она хочет ткнуть его указкой в ухо.

   — Мы всегда правая сторона. Они, как обычно, слева.
    — Спорное утверждение. Тут с какой стороны посмотреть. Если, к примеру, повернуться
лицом на запад…

    — Только не надо путать стороны. Запутаться можно, — гневно перебила Семеновна.
    — И запада никакого нет. После большой географической реформы его у нас отменили
как вредный миф. Остались только юг, восток и север.

    Свифт с тоской посмотрел на отмененный запад, где его ждал дом, сад, любимый пес.

    — Но вы сделали правильный выбор, — более мягко сказала Семеновна. — Для всех
тружеников наша сторона дарит много новых возможностей. Не надо их сторониться. А то
мы можем подумать, что вы человек посторонний. Или еще хуже — сторона конфликта.

    — Какого еще конфликта?
    — Мало ли у нас завистников. Односторонние, плоские люди всегда завидовали нашей
многогранности.

    — Хорошо, — смирился Свифт. — Скажите, чем я могу быть вашей стороне полезен?

    Работница биржи труда ловко открыла пухлый каталог и выбрала для Свифта несколько
подходящих занятий. Распространитель полезных газет, сборщик бесполезной макулатуры,
сторож канализационной системы и жених призывного возраста.

    — Распространитель макулатуры из меня так себе, — размышлял вслух Свифт. — Сторож
системы еще хуже. Пойду, пожалуй, в женихи. Если по возрасту подойду.

    — Подойдете, — бабка взмахнула указкой. — Призывной возраст жениха недавно увеличили
до старческой боли в суставах. Так что спешите, вас ждут на семейном фронте.

    С этими словами Семеновна быстро оформила документы и выдала Свифту повестку на
ярмарку женихов. Напоследок погрозила кулаком тунеядцу Силантию и закрыла биржу труда
на перерыв.   

Продолжение следует http://proza.ru/2022/09/14/1242

Ярмарка

Саша Кметт
     Из серии "истории от спятившего библиотекаря"

     Предыдущая часть http://proza.ru/2022/09/15/810

    Дойдя до площади тельняшки в большом городе Свифт оказался на ярмарке женихов призывного возраста.

   Площадь шумела. Волновалась, толкалась, готовилась к семейному фронту. Женихи-добровольцы заполняли
анкеты, проходили медкомиссию, давали подписку верности.

   Обещали быть покладистым мужем и не жалея себя отдавать супружеские долги. Среди женихов суетились
профессиональные свахи в платьях цвета хаки и бродили защитники традиционных семейных ценностей.

   А сверху, с крыши трехэтажной башни наблюдал за всем происходящим командующий сводник. Комендант
брачного агентства с лицом полковника и ухмылкой опытного тамады.

    Отдав повестку болтливой свахе с острым взглядом оценщика из ломбарда, Свифт поинтересовался
правилами ярмарки.

    — Женихами тут как торгуют, оптом или в розницу?
    — По-разному, — заверила сваха, — некоторых совсем не берут по состоянию здоровья. Но не переживайте,
сегодня без кольца никто не уйдет.

    — А невест хватит?
    — Невеста нынче только одна. Но очень любвеобильная. Она возьмет всех сразу.

    — И по какой цене? — Свифту захотелось узнать расценки.
    — Такие как вы для нее бесценны, — заверила сваха.

    — «Бесценный» это дороже индюка? Или все-таки дешевле телятины?
    — «Бесценный» — это то, что может дорого обойтись переоцененному любопытству.

    — А не много ли будет мужей для одной невесты? — несмотря на явную угрозу Свифт продолжил расспросы.
    — Да вы что — мало. Сначала она возьмет тех, кто есть. А потом еще доберет по мере необходимости.

    — По мере какой необходимости?
    — Бывает мужья выходят из строя.

   — Часто выходят?
   — Не чаще чем у других, — было видно, что сваха не любит касаться этой темы.
   — Зато, в отличии от остальных невест она никем не брезгует. Ведет под венец всех подряд. И молодых, и
пожилых, и девственников, и вдовцов. Даже женатых берет в аренду.

    Свифт оглянулся. В толпе он быстро нашел тех самых жен, сдающих супругов во временное пользование.
Они стояли особняком и обсуждали с бухгалтером брачного агентства условия аренды.

    — Зовут ее Варвара Витальевна, — сваха стала с азартом рекламировать прелести невесты.
    — Она самая красивая, самая белокурая, самая непорочная. Готовая обнять всех и подарить счастье каждому.
Прекрасная хозяйка, умница, мастерица на все руки. Имеет огромный багаж опыта и внушительное приданное.
Настолько внушительное, что способна купить на него тысячи белых автомобилей.

    Сваха сделала паузу, чтобы жених смог прочувствовать богатство невесты, а затем продолжила:
    — Но, чтобы прикоснуться к приданному и разделить счастье с остальными нужно давать присягу верности.
Выучите пока текст присяги, а я скоро вернусь, и мы подпишем брачный контракт.

    Сваха всучила Свифту казенную бумага, а сама отправилась встречать новых женихов.

   Прочитав текст присяги Свифт понял, что она больше похожа на завещание с названием — «Любовь до гроба».

    — Вам не кажется, что пора отступать? — спросил Свифта коллега-жених, ожидающий свой очереди по
соседству. Человек с первыми морщинами мудрости на лице, но неопределенного возраста. Для девственника
слишком стар, для вдовца слишком молод.

    — Думаете пора? — Свифт разделил беспокойство коллеги.
    — Самое время.

    — Может все-таки дождемся невесту? Хочется взглянуть на эту любвеобильную даму одним глазом.
    — Если увидим невесту отступать будет поздно. Обвинят в дезертирстве.

    — В каком смысле?
    — В прямом. У этой невесты много имен. Варвара Витальевна — одно из них. В народе ее называют Войной
Валентиновной. Иногда Победой Петровной. Но чаще Плахой Поликарповной. Она немолода, некрасива,
нехозяйственная. Она жуткая седая старуха под бурой фатой. Если подпишешь с ней контракт отправишься в
далекое свадебное путешествие с затяжной брачной ночью.

    — А если не подпишу? — Свифту стало неспокойно.
    — Тогда попадешь в список пацифистов-холостяков за пропаганду нетрадиционных ценностей. Но уж лучше так,
чем переспать в брачную ночь со взрывной волной.
   
    Вернулась сваха. Протянула брачный контракт и уставилась на Свифта невинными глазами оливкового цвета.

    — Заключение контракта дело добровольное? — уточнил Свифт.
    — У нас счастье дело исключительно добровольное, — улыбнулась сваха как можно искренней.

    — Значит, я могу от счастья отказаться по собственной воле?
    — Конечно можете. Мы к счастью никого не принуждаем. Мы только следим, чтоб несчастные люди не портили
счастье другими. И не сбивали их со счастливого пути.

    — Я никого сбивать не собираюсь, — пообещал Свифт. — Даже под принуждением.
    — Вот и прекрасно, — улыбка свахи растянулась еще шире.
     —  Но и вы не упустите свой шанс. Вы имеете полное право заставить себя быть счастливым. Пойти добровольно
в добровольцы. И вместе мы построим всеобщее счастье.

    — А если добровольцев не хватит для всеобщего счастья?
    — Тогда придется объявить счастливую мобилизацию.

    Не найдя подходящего ответа, Свифт решил взять небольшую паузу.

     — Можно немножко подумать? — спросил он, желая выкроить время для маневра.
    — У нас думать не запрещено, — сваха великодушно разрешила. — Если, конечно, мысли правильные и свои.
А то некоторые граждане позволяют посторонним думать за себя. Чтобы затем по собственной воле подчиниться
их надуманным выводам.
   Такого мы у себя не позволяем. Разумеется, если мыслитель не занимает официальную должность
государственного мудреца.
   Вот и приходится стремится к жесткому контролю чужих мыслей. Мало ли в какие умственные лабиринты они
способны завести.
   Неподконтрольные мысли порождают не контролируемых чудовищ. А чудовищ надо держать под замком.
   Но в целом, мыслительный процесс у нас тоже дело добровольное. Тут каждый решает сам за себя. Можно думать,
можно — нет.

    В этот момент по рядам женихов прокатилось волнение. Где-то в глубинах счастливой толпы поймали
пацифиста-холостяка, вооруженного мирными идеями.
   Тотчас появились вышибалы неподконтрольных мыслей и защитники традиционных ценностей.
   Холостяка потащили в брачное агентство для оформления протокола, а сваха, скинув дружелюбную улыбку кинулась
вдогонку с криками — «Измена!».

    — Пора дезертировать, — новый знакомый схватил Свифта за рукав пальто.
    — Куда побежим? — Свифт принялся высматривать пути к отступлению.

    — В дальнем конце ярмарки, у магазина игрушечных солдатиков есть плакат — «Добровольцам — везде у нас дорога.
Добровольцам — везде у нас почет». Под ним проход в сеть переулков. Если не попадем на глаза «свадебным
заградотрядам», то сможем выбраться.

    Свифт с коллегой-женихом стал аккуратно пробираться к выходу. Сквозь сплоченные ряды, сквозь сомкнутые плечи. 
Толпа вокруг шумела, но особо не тормозила. Однако добраться до магазина удалось не всем. Новый знакомый Свифта
споткнулся о добровольно подставленную кем-то ногу, чуть не упал, но был подхвачен крепкими руками участников
ярмарки и возвращен обратно в строй всеобщего счастья.
     

Продолжение следует...