Если есть у тропинки начало, значит, есть у неё и конец (Из "Катехезиса сталкеров Тропинки". Введение)
Хоть я и противник (совершенно невольный, впрочем) всяких троп и метафор, но не могу не отметить, указав на привидевшееся...
Нет, буду по-сусанински прямолинеен в следовании моисеевскому краткому курсу, яко же и понеже жде.
В общем, так. В самой воронке глухого леса, в самой безлюдной и непролазной части, оглашаемой ночами лишь криками, воем, безлюдным лаем распоясавшейся нечисти, да робким, зыбким, но и неистребимо-упорным шарканьем, жмаканьем-чавканьем сталкерских сапог, ботинков-полуботинков, берцов и онучей, стоял некий пивняк. Серо-коричневое, надышенное серным духом заведение общепита, вернее, таинственного общепивства.
Избушка, тачаная несколькими воткнутыми в землю бревнами, да и сама всеми своими рыхлыми раздавшимися бедрами уходящая вниз, вниз, в отравную почву подземья. Покосившаяся вывеска, прибитая на остове обглоданного демонами плетня, гласила: "Пиво местное тёмное. Дёшево!"
А в окрестностях вечно кружила, постепенно ввинчиваясь в расчетную цель, со скрежетом зубовным заходя на глиссаду, пёстрая стайка сталкеров, ищущая в темноте полуземлянки ключ к просветлению, исполнению предсказаний, запуску акробатических кульбитов судьбы и так далее, в общем, всего в духе заветов всяких там заповедных чащ и прокаженных дебрей. Вернее, так: пивняк как отправная точка, условный порт отплытия в заболоченный бон-вояж.
И были то люди, иже существа, чуть иной "расы", как это принято выражаться в компьютерных играх. Хотя встречались и меж них плоды расовых скрещений, желтее или чернее лицом, чем сталкер образцовый, угрюмо бледнолицый, горящий взором невзоровским, то есть практически праведным. Бродящий, топтящийся по Зоне, сурово ищущий свой, как иво, Янтарь-алтарь, и всё прочее, как и рукоположено. Нет же вам здесь, канонники! Ибо то была раса иная, хотя в темноте нашей и едва отличимая.
Отведав заветного, растворясь в нём душою, телом, последней селезенкой, сталкер с диким безрассудством отбрасывал свой цак, обретал, в некотором роде, третий... Вот чуть не написал "глаз", и хорошо, что спохватился, ибо обретал он не глаз дополнительный, но ноздрю, причем хорошо продутую, чуткую. И не на затылке, естественно, ибо зачем нам ноздря на затылке, граждане? Нет, она проклёвывалась где-то внизу, и потому называлась "ноздрей приземленной, практической", специально разработанной для прямоходящих ввиду нелепости их положения общего. "Где же конкретно, все-таки?" Точно не знаю. От одного левши слышал, что то ли в области, то ли в районе правого колена, а от правши, - левого. Вот и поди их разбери, разночинцев? Но даже если вы и подумали о том, о чем вы подумали, то все равно ведь выходит, что непременно внизу, правильно?
Хорошо, буду сух в изложении непонятного. Обретя третью, очень чуткую ноздрю, нанюхав тропинку, он кидался в дальнейшее, а в дальнейшем, по слухам, она выводила, выводит, может вывести, могла бы вывести! (если б жив остался, конечно) к Просвету. Просвет, это как Янтарь, как натыкновенность чудная, поверхголовная воссеянность, и проч, а то и похлеще, ведь ветки хлещут вовсю.
В ночь темнопивность доступна обонянию лишь. А ночь темна здесь всегда. Густой, взмывший в чернотень лес слонит и наиполнейшую луну. Она, надувшись хмелящего, всплыла, всплыла робко ввысь, но, пуглива, высоконёбна, готова сразу же сбежать в тучные чертоги облаков.
А ты иди, сталкер, пивнувший взахлёб тёмного. Бреди, берендей надудленный, носом ведомый по ветру и против. Куролесь следами прошедшего, изголившегося тенями призрачными. Глюкай, вынюхивая сущности тлеющие, забуянные, слабеющие бирюзовыми пенными выплесками. Глуховяжь, зыбно хлюпая ноздренным, спотыкнись закоряженным, нагрудинясь на ветвенное, набалдашась на ссучноверзь.
И не жалуйся, что источный след иссушается, истончается, иззыбляется, пока и не станет иссохшей плотью отхлынувшей мути.
Надтреснутым шагом уже - туда, туда, в земли совсем уж страшные, боясь забояться преж времени.
Тут пребудет пробел неизвестного. Ужасающего.
###< ! >###
Когда вот, накотясь на Просвет, это духовное и телесное преображение...
Впрочем, говорят, говорят... я же - врать не мастак. Ведь и упомянутый левша, и правша, и еще один хмырь, что вообще без рук, - все они врут, по-моему. Они где-то сбились со следа. Где-то что-то унюхали, побежали, побежали! Потом серьезно принюхались, - а это говно, а не пивцо, разлюбезное сердцу. Но тропинка утеряна, и ноздря чуткая засопливилась, её продул, она и вылетела в грязь, в мрак кромешный, к хренам чудовищным. А там еще кто-то как закричал, а второй как завыл, а третий как залаял, и то ли ветками, то ли дубьём застучало по кумполу и всему остальному. И уже не до третьей ноздри в час ночной, дьявольский.
Но хоть даже и брешут, ну и пусть их. Пусть рассказывают, - и левша, и правша, и хмырь безрукий. Им же надо как-то чатлы зарабатывать, для начала хотя бы на цак, а то эцилоп их в эцих засадит.