…Но ведь это еще не конец?
Это — жизни иной начало.
И какой меня ждет венец?
Как об этом я знаю мало…
Л.В.Горелый

После обеда Верховный правитель намеревался приятно отдохнуть. Знаете, всякие там кимвалы, лютни, молодые девушки в пленительных танцах…
Срочных дел не было ровным счетом никаких. Недавнее землетрясение прошло без особых жертв — двадцать или тридцать десятков разрушенных домов в предгорье, пара сотен погибших, можно сдавать записи в архив. Бунт, поднятый опальным генералом, подавлен жестко и оперативно — самого виновника уже везут в цепях, теперь с ним разберутся компетентные службы без спешки, но и без волокиты. Собственно, приговор уже подписан, но формальности соблюсти необходимо. Справедливость важнее всего!
Поэтому, когда в зале Правосудия раздался гонг, Верховный правитель всего лишь неприятно удивился. Но вышел на сигнал, потому что сам приказал несчетное количество лет назад — без серьезных проблем в гонг не бить. Значит — проблема серьезная, требующая его личного вмешательства…
Проблемой оказался мужчина размытого временем возраста, по одежде совершенный крестьянин. Всклокоченная борода — таскали его за нее, что ли?— закрывала нижнюю половину лица, зато лоб благодаря лысине заканчивался где-то на затылке. Маленькие глазки, подбитые умелой рукой, смотрели на Верховного правителя с откровенным ужасом. А как еще должны  смотреть такие? Особенно если их обладатель плотно упакован в тяжелые кандалы, а по бокам стоят с алебардами наизготовку аж четверо стражников, да не простых, а из личной охраны правителя…
Верховный правитель величаво прошествовал мимо узника, вроде как его и не заметив. Сел в кресло Правосудия, неторопливо разгладил складки хитона на коленях, замер. И только после этого перевел тяжелый взгляд на арестованного, отметив про себя с удовлетворением — внушил. Еще как внушил!
Из-за спины одного из конвоиров выплыл дежурный распорядитель зала Правосудия. В руке тонкая пачка пергаментных листов. Вот как! Даже пергамента не пожалели…
— О, величайший и справедливейший!
Правитель еле заметно поморщился. Распорядитель заметил это и резко сократил титулование:
— Верховный правитель благодатной Земли! К твоему суду взывает возмущенный народ Фраксии!
— Чем так возмущен мой добрый народ?
Распорядитель приблизился вплотную, доложил деловым шепотом:
— Задержан тайным патрулем в портовой таверне. Распускал нелепые слухи. Из перечня два дробь ноль один дробь ноль один.
Ничего себе! Вот это крестьянин — немытая рожа! Угодил аж под двойную единицу…, да рядом с ним мятежный генерал просто невинный шалунишка.
Дежурный распорядитель почтительно вложил листы в подставленную ладонь и отошел на положенное число шагов.
Верховный правитель пробежал глазами ровные строки доклада, нахмурился. Все оказалось хуже, чем он думал.
— Предложите уважаемому философу стул,— после долгой паузы сказал он дежурному распорядителю,— философы не должны стоять или лежать,— он усмехнулся,— философы в нашей благословенной стране должны только сидеть. И оставьте нас наедине.
После едва заметной заминки арестованного усадили на высокий неудобный стул для посетителей. Стража отдала честь и вышла, стараясь не брякать железом. Следом из зала выплыл и дежурный распорядитель. Массивные двери закрылись сами собой.
— Оправдание есть? Хоть какое-нибудь?— с интересом спросил Верховный правитель. Арестованный отчаянно замотал головой.— Так я и думал. Чем в свободное от философии время занимаешься?
Арестованный издал странный горловой звук, вроде как тоненько хрюкнул, прокашлялся, обдав правителя смесью ароматов дешевого вина и лука. И произнес неожиданно басом:
— Земледельцы мы, ваша святость…, мак сеем. Для храмовых нужд.
— Звать как? Хотя, к чему мне это лишнее знание…. Влип ты, земледелец. Читал показания свидетелей?
— Не, ваша святость. Неграмотные мы…
— Да? Любопытно. Может, на тебя здесь напраслину возвели, а? Сейчас я выдержки зачитаю, а ты постарайся меня убедить, что такого и в мыслях не держал.
Верховный правитель пробежал глазами начальный текст, откашлялся и невыносимо скучным голосом озвучил цитату: «— и сказал он, что в давние времена вовсе не было никаких Завес Мрака. И еще сказал, что кроме нашего мира, существуют другие миры, населенные людьми, и нет им числа. И еще сказал, что пришельцы, потерявшие память, есть жители тех миров, пересекшие Завесу Мрака».
Арестованный громко сглотнул и попытался уменьшиться в размерах вдвое.
— Вполне обычная ересь,— ласково улыбнулся ему Верховный правитель,— в рамках первого перечня особо опасных преступлений. За что же тебе второй приписали? Ну-ка, читаем дальше: «и еще сказал, что люди на самом деле не умирают, а лишь переселяются из нашего мира в какой-нибудь другой. А когда умирают там, то переселяются в наш». Гм-хм…, ну, это и не ересь, собственно. В предгорье куда более экзотические верования среди дикарей бытуют, и мы же их не сжигаем за них. Пока.
Он перелистнул страницу, вчитался:
— Ага! Это ты лихо выдал: «… что грядет время, когда Завесы Мрака вновь станут тоньше утреннего тумана, тогда вместо потерявших память нагрянут орды пришельцев, с невиданным оружием и с незнакомыми умениями. И будут среди них такие, кого мы считаем умершими». Ничего страшного — максимум вечная каторга. За мрачность. А вот это,— правитель нахмурился,— это и впрямь тянет на второй перечень: «… придут новые властители и установится новый порядок. Сейчас жить тяжело, а тогда станет совсем невыносимо». Ты кто такой, чтобы иметь мнение о положении дел в стране? Хотя, конечно, спасибо, что считаешь мое правление не самым плохим. Некоторые в своих оценках идут дальше тебя. Ты сам-то местный или пришелец?
Арестованный пожал плечами.
— Ну, ты давно себя помнишь? Я всегда был правителем?
— Да, вроде, как бы, кажись, всегда ваша святость была,— с трудом выдавил из себя арестованный.
— Да, где тебе прошлое помнить. Ты ведь у нас философ, а не историк. И что, всегда философствовал, или только, когда мака накуривался?
— Да я вообще не…
— Ладно, читаем дальше. « А еще сказал, что есть мир, в котором люди рождаются от мужчин и женщин, растут от младенцев до стариков и умирают. И этот мир называл главным и первым»…
Последние слова Верховный правитель прочел едва слышно. И замолчал, так надолго, что даже как бы уснул с открытыми глазами, уставленными в пространство.
— Как тебя звать, земледелец?— наконец спросил он тихо.
— Дермен, ваша святость…
— Скажи мне честно, мой добрый Дермен — как ты до такого сумел додуматься?
— Во сне, ваша святость,— выпучив глаза, зашептал арестованный,— клянусь духами земли и неба! Во сне приснился сон такой….
— Сон, говоришь?— Верховный правитель снова углубился в пергамент,— а это тоже приснилось — «а еще сказал, что верховный бог наш суть человек из плоти и крови, заблудившийся между мирами»?! а вот еще любопытное место: «Смерть — это всего лишь трансцендентный переход из квазистабильного состояния тела в нестабильное состояние духа». Ты как это вообще выговорить сумел, земледелец?!
На арестованного было жалко смотреть.
— Мой добрый философ Дермен, ты вообще понимаешь смысл сказанных тобой слов?
Арестованный вновь отчаянно замотал головой.
— Вот,— удовлетворенно откинулся в кресле Верховный правитель,— я в этом и не сомневался. Иначе бы ты мог догадаться, что речи твои во второй перечень попали исключительно по безграмотности тайного патруля. На самом деле,— он потянулся вперед и прошептал едва не в самое ухо арестованного,— на самом деле твои речи подпадают под совершенно секретное уложение тысячелетней давности, о котором не то, что бы не знают — но и не догадываются даже!— поголовно все жители Фраксии! Иначе был бы ты убит на месте без суда и следствия! Убит, разрезан на мелкие куски и растворен в кислоте до захода солнца! Ты понял меня, падаль?!
Арестованного била крупная дрожь.
— А теперь ответь мне только на один вопрос, запойный философ с мотыгой. И вопрос этот будет очень краток. Кто?
— Сон приснился, ваша святость…
— Кто?!  Ты что, боишься его больше, чем меня? Кто он?
— Ва-ва-ва-ва….
— Ну?! Так кто?
— Я его не знаю!— истерично выкрикнул арестованный,— он жил у меня две недели на постое — по уговору с хозяином сада. Веселый, выпить не дурак.
— Имя?
— Все смеялся, говорил — это ж надо, два Дермена под одной крышей…
— Умно,— скрипнул зубами Верховный правитель,— откуда приехал?
— Вроде с закатной стороны…
— Вроде?!
— Так сказал,— виновато потупился арестованный,— оттуда в Храм обоз с рыбой пришел, а он с ним,… наверное…
— Кто его привел на постой?
— Сам пришел…, сказал, что хозяин сада прислал…. Мы люди маленькие, нам приказали — мы исполняем…
Верховный правитель хлопнул в ладоши так, что чуть их не отбил. В зал влетел дежурный распорядитель.
— Немедленно взять хозяина храмового сада,— приказал Верховный правитель,— сюда его. В цепях. Этого…, этого пока в подземелье. Глаз не спускать! Пыточную камеру в полную готовность! Объявить розыск!
Дежурный распорядитель торопливо записывал приказания специальной палочкой на вощеной дощечке.
— Ты, морда! Быстро — основные приметы своего постояльца! Черный, белый, высокий, низкий, родинки, шрамы…, напрягай память, мразь!— Верховный правитель спрашивал таким спокойным голосом, что не ответить было невозможно.
— Высокий, чернявый,— старательно вспоминал арестованный,— хитон простой, с синей каймой, как у рыбаков. Зубы ровные, как у молодого. Перстень… на правой руке — большой такой, с черным камнем, не золотой, нет — железный, обычный.
— Особые приметы есть?
— Шрам у него. Вот здесь,— арестованный попытался поднять к лицу скованные руки, не сумел,— на лбу выше левой брови. В виде стрелы, острием вверх. Еле заметный.
— Еще что особенного?
— Улыбается все время…, много историй знает,— арестованный судорожно сглотнул,— забавных…
— Да уж, хорош забавник. Когда ушел?
— Сегодня с рассветом. Говорил, что в Предгорье собрался, на Завесу Мрака посмотреть. Вроде как она уже начала истончаться…— земледелец едва не поперхнулся, поняв, что сказал.
Верховный правитель нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, принимая решение. И принял:
— Главного охранителя ко мне!
Он вышел  из зала Правосудия, направляясь в личные покои. Здесь и без него есть, кому управиться. Судьба крестьянина его нисколько не волновала — умрет в свое время, после долгих и вдумчивых бесед в пыточной камере. Хозяин храмового сада тоже не интересовал — он, скорее всего, в глаза не видел этого веселого гостя.
— Уж лучше бы заговор,— прошептал Верховный правитель своему отражению в зеркале,— наемные убийцы, яд в бокале, беснующаяся толпа выбивает двери в спальню…, надо было всех в таверне брать. А еще лучше — сжечь всех вместе с таверной. До заката.
А теперь по стране поползут нелепые слухи. Люди в массе своей глупы и легковерны. Даже те, кто считает себя выше любой религии.
Но откуда неизвестный узнал то, что тысячи лет огнем и мечом вымарывалось из человеческой памяти?! То, что искусно подменялось легендами и учениями. То, о чем нет ни единой записи ни в одной книге. То, о чем знают единицы избранных. То, что может помнить лишь прошедший Завесу Мрака и не лишившийся памяти… и таких очень мало. Вернее — такой всего один.
Главный охранитель деликатно откашлялся в дверях.
— Возьми десяток лучших,— не оборачиваясь, сказал Верховный правитель,— сейчас же отправляйтесь в Предгорье. Две задачи: возможно, туда направился субъект, данные о котором есть у дежурного распорядителя. Хотя я в этом сомневаюсь. Но, если он настолько глуп — схватить и доставить ко мне живым. И второе,— он помолчал, тяжело вздохнул,— через Араканское ущелье проходит ближайшая к нам Завеса Мрака. Осмотри ее внимательно.
— Что я должен буду увидеть?— тихо спросил Главный охранитель.
— Что угодно. Лишь бы это отличалось от привычного. Возможно — я повторяю!— возможно, Завеса может… или уже стала прозрачнее, чем обычно. Я должен узнать об этом первым. Иди.

— И все-таки, чего ты хотел добиться?
— Ничего. Просто немного расшевелить это болото.
— Зачем?! И что теперь делать мне?
— Тебе? Ничего не делать. Пей это прекрасное вино, слушай дивную музыку, верши праведный суд. Ничего ведь не изменилось.
— Я тысячи лет выстраивал это государство под себя! Я создал идеальную систему правления! И тут, как чертик из табакерки, появляешься ты и будишь в человеческой памяти те самые воспоминания, от которых сам же когда-то предложил избавиться. Что случилось?
— Честно? Не знаю. Но Завесы Мрака стали тоньше не только здесь. Еще не знаешь? А, твой Главный охранитель пока не прибыл? Толковый парень, присмотрись к нему внимательнее.
— После твоих рекомендаций первое, что хочется сделать — растворить рекомендованного в кислоте до заката…
— Не бурчи. Судя по всему, Высшие решили изменить правила игры. Им тоже надоело однообразие.
— И к чему это может привести?
— Ну, я же не знаю Их планов. Могу только предполагать. В порядке бреда, так сказать.
— У тебя особый бред. Он имеет свойство становиться реальностью.
— Да?! Не замечал. Хорошо, поделюсь. Думаю, что у пересекающих Завесу в скором будущем будет стираться не вся память. Или стираться, но временно. Или вообще перестанет стираться…
— И что?
— Людьми движут три основные силы: любопытство, желание и эгоизм. От степени их развития зависят человеческие поступки. Например, в тебе любопытство развито слабо. Зато желание власти и наплевательское отношение к окружающим просто зашкаливает.
— Ты мне это уже когда-то говорил. Я и не спорю. Я этим горжусь.
— А теперь представь, что некто любопытный пересек Завесу Мрака. И остался при памяти. И еще раз пересек Завесу — обратно. И сообщил своему правителю — такому же, как ты, эгоисту — что совсем рядом лежит царство, в котором нет сверхмощного оружия, зато есть море…. Твои действия?
— Гм…, мне пора создавать настоящую армию?
— Возможно…
— И все равно, я не понимаю — зачем ты взялся распространять эти нелепые слухи?
— Ну, не такие уж они и нелепые, и не такие они и слухи…. Бессмертие — штука коварная. Зная о своей обязательной кончине, ты торопишься жить, строишь планы, радуешься и негодуешь. Получив бессмертие, ты тоже сначала строишь планы. Потом ты начинаешь строить планы на совсем уж далекое будущее. А потом ты вообще перестаешь мечтать…. Как ты живешь сейчас? Какие желания остались неосуществленными? Вообще — есть такие?
— Да, как сказать…
— Никак. Есть такое умное слово — стагнация. Мы все здесь вляпались в нее. И Высшие поняли, что больше ничего не произойдет, если не поменять правила игры, конечно. Вот я и решил тебе помочь в меру своих сил — реанимировал легенды, подпустил пару еретических откровений. Теперь народ начнет шептаться, создавать тайные секты, учиться бороться с тобой — это должно тебя развлечь. И приготовить к неожиданностям.
— Мог бы просто прийти и рассказать. Вот, как сейчас.
— Ты бы покивал мне, пообещал принять к сведению. И уже завтра забыл. Время стирает память не хуже Завесы Мрака, просто не так заметнее. И следующая наша встреча произошла бы через тысячу лет, в другой реальности, потому что однажды, забыв о моих словах, ты улетел бы столбом дыма на закате…, что ты смеешься?
— Подумал, что человеческая сущность остается неизменной. Даже зная, что ты бессмертен, все равно ждешь смерти. И боишься ее.
— Пожалуй, я допью этот бокал и уйду.
— Уходи. Спасибо за беседу. И заходи в гости почаще. Мне временами бывает так одиноко…, честно говоря, мне всегда одиноко.
— Не буду обещать. Тем более, что ты однажды уже запускал меня столбом дыма в закатное небо. А я злопамятный.
— Я уже извинялся за тот случай!
— Да шучу я. Прощай!
Темноволосый мужчина отставил бокал, поднялся и легкой походкой привыкшего к странствиям человека направился к небольшой двери в дальнем углу покоев. Верховный правитель провожал его взглядом.
У самой двери мужчина оглянулся, отсалютовал правителю. В полумраке тускло блеснул большой железный перстень с черным камнем посередине. Правитель поднял бокал в ответном жесте.
Мужчина открыл дверь, за которой шевелилась, взбухая и колышась, темно-серая стена, с виду такая же, как всегда. И вошел в нее, исчезнув в вязком тумане. Только рука его вернулась, нашарила ручку и потянула за собой дверь.
— Я и сам бы закрыл,— проворчал Верховный правитель, не двигаясь, впрочем, с места.
В покои беззвучно вошел дежурный распорядитель:
— О, великий…
— Короче.
— Прибыл Главный охранитель. Ждет с докладом. Вы сказали — в любое время.
— Что ж делать, раз сказал. Пусть войдет…

   Крепость Фаргоса, которую обыватели привыкли считать неприступной, снова пала.

Возвышающаяся над Городом твердыня была искусно вырублена в навершии цельной скалы, отвесные стены, созданные природой, с трех сторон вырастали на немыслимую высоту прямо из морской пучины. Люди обработали лишь четвертую, выкопав даже не ров — пропасть. Единственный путь в крепость лежал через каменный мост, шириной в одну боевую колесницу.
Восставшие даже не пытались проникнуть внутрь через стены — лестниц такой длины люди делать не научатся никогда. И уж тем более они не пытались найти легендарный тайный проход сквозь каменный монолит скалы. К чему все эти сложности, если слиток серебра, завернутый в превосходный белый мех северного хищника, переброшенный через ворота прошлой ночью, и так попал в нужные руки…

Звон мечей и крики сражавшихся раздавались уже во всех внутренних покоях. Отряды оранжевых монахов теснили разрозненные группы фиолетовых, пробиваясь к сердцу твердыни — Главному Хранилищу.
На исходе четвертого часа сопротивление защитников окончательно превратилось в имитацию борьбы. Нападавших становилось все больше за счет новых отрядов, входивших в ворота крепости уверенным походным шагом.
В Фаргосе даже самые твердолобые чиновники поспешно срывали с одежды фиолетовые полосы, заменяя их оранжевыми. Простые жители приветствовали победителей, хлопая им ладонями высоко поднятых над головой рук.
Очередной переворот фактически состоялся.

Передовой отряд самых искусных воинов-монахов достиг дверей Главного Хранилища за мгновение до звона Вечернего Колокола, установленного на башне дома Отцов Города. Это многим из них показалось счастливым предзнаменованием.
Первый и единственный удар переносным тараном в створку двери подтвердил — удача на стороне восставших.
Дверь распахнулась сразу. Монахи ворвались в Хранилище, рассыпались по углам на заранее отрепетированные позиции и замерли, таращась на одинокую фигуру в центре зала.
Человек в фиолетовом одеянии замер в причудливой позе. В другой ситуации она бы вызвала у нападавших смех. Но сейчас никто не посмел даже хмыкнуть.  В центре зала в боевой магической стойке на одной ноге еле заметно покачивался Верховный Последователь Пути Хореса, великий маг и колдун  Прибрежья, главный Толкователь Секты Цвета Ночи, фактический правитель не только Фаргоса, но и всех остальных обжитых —  равно как и необжитых — островов, Заглянувший за Завесу Мрака…
Кое-какие из этих величаний стремительно уходили в небытие, одно уж точно — фактическим правителем народа, населяющего острова, с этой минуты стал совсем другой человек, чей звук приближающихся шагов гулким эхом сейчас разносился по притихшим покоям крепости.
Человек в фиолетовом казался изваянием, только сверкающий в закатных лучах синий камень в навершии его посоха медленно двигался из стороны в сторону. Монахи, на кого указывал посох, замирали, затаив дыхание, облегченно вздыхая лишь после того, как он выбирал следующую мишень: одно дело получить добрый удар мечом в честной схватке, другое — стать жертвой магических чар…
Звук шагов на мгновение затих у дверей. В зал Главного Хранилища медленно и гордо вошел человек в оранжевом одеянии. В руке он сжимал длинный посох со сверкающим в закатных лучах красным камнем.
Вошедший бесстрашно пересек ровно половину расстояния от дверей до центра зала и остановился.
— Вот мы и встретились с тобой лицом к лицу, проклятый извратитель Пути Великого Хореса,— после долгой паузы торжественно сказал он,— больше тебе никогда не вести наш прекрасный народ по кривой дороге ложных знаний! Таролан, ты низложен!
— Это мы еще посмотрим,— проскрипел застывший в центре зала монах в фиолетовом,— ты слишком самонадеян, Тарумон! Твои псы сломили моих последователей, но ты еще не сломил меня!
— Точно,— озабоченно пробормотал монах в оранжевом,— забыл…. Эй, мои верные послушники! Сейчас я сражусь с этим фиолетовым врагом во всесокрушающей магической схватке! Покиньте зал, затворите за собой как можно плотнее двери, чтобы ни одно смертельное заклинание случайно не вылетело отсюда и не поразило кого-нибудь из вас! Битва будет трудной и долгой, но верьте в меня и я побе…— он замялся, пытаясь подобрать правильную формулировку,— победа будет за мной!
Оранжевые монахи стремительно бросились к дверям, возникла легкая сутолока. Через мгновение двери с грохотом закрылись, наступила полная тишина.
— Покороче речь нельзя было сочинить?— сказал Таролан, кряхтя и с трудом разгибаясь,— все тело задеревенело. Но ты молодец, это ж надо такое придумать — извратитель пути…. Я даже чуть не обиделся.
— Было время на сочинение,— устало ответил Тарумон, небрежно взяв посох под мышку и проходя между колоннами к столику в дальнем углу зала,— двадцать три года слова подбирал…
Таролан тоже перехватил свой посох поудобнее и направился следом. Они сели в мягкие кресла.
— Вина, что ли, налей, пока ты еще здесь хозяин,— весело сказал Тарумон,— нашего, заветного, магического.
— Как скажешь, победитель,— улыбнулся Таролан,— небось, с утра ничего не ел?
— Пять дней,— серьезно ответил монах в оранжевом,— обет дал — до полной победы.
— Пять дней?! И выдержал?
— Ну… во всяком случае, никто ничего не видел.
Оба весело рассмеялись.
Таролан разлил по бокалам темно-красную жидкость из высокого кувшина:
— С утра стоит, как только первые мечи зазвенели. Кто ворота-то открыл?
— Откуда я знаю,— беспечно отмахнулся Тарумон,— кто-то из твоих верных псов. Надоел ты им, брат.
— Значит, мы с тобой все верно рассчитали. Поэтому наша власть на островах будет длиться вечно.
Тарумон одним глотком осушил бокал, кинул его через плечо.
— Нет, недостойный извратитель! Тебе не одолеть меня!— громко крикнул он под звон разлетающихся осколков тонкого стекла и добавил обычным голосом,— застони, что ли. А то мои псы за дверями, чего доброго, начнут беспокоиться. Не ровен час, заглянут…
Таролан кивнул и издал вопль, от которого у случайного слушателя должна была застыть в жилах кровь.
Тарумон одобрительно хмыкнул, ссыпал фрукты прямо на мраморную гладь столика, а поднос запустил в ближайшую колонну. Эхо медного звона оглушило обоих.
— Вон те бокалы не бей,— спохватился Таролан,— им третья тысяча лет пошла. Еще Тариона помнят.
— Тарион, Тарион…. Где его рукопись, кстати?
— Где и была всегда,— пожал плечами проигравший монах,— в Священной Комнате Главного Хранилища. Неужели ты думаешь, что я способен сделать что-нибудь непотребное с величайшей святыней Фаргоса?
Последние слова он произнес, не скрывая явной издевки.
— Что ты, брат,— улыбнулся победитель,— мы с тобой свой кусок хлеба никогда не потеряем. Но сходить не мешает. Погляжу, … пока не напились!
Он поднялся с кресла, небрежной походкой направился в нужную сторону.
— Посох волшебный забыл,— со смехом крикнул вслед Таролан. Тот лишь отмахнулся.
Монах в фиолетовом допил вино, подумал, запустил бокалом в двери — лишний шум в схватке магов не помешает — и тоже пошел следом за монахом в оранжевом.
В Тайной Комнате на высокой подставке, выточенной из цельного куска горного хрусталя, лежала небольшая тоненькая книга, раскрытая на середине.
— Ты что, к ней все эти годы даже не подходил?— удивленно спросил Тарумон, брезгливо рисуя пальцем узоры по толстому слою пыли на странице.
— Подходил,— невозмутимо ответил Таролан,— раза два. Даже один раз пыль смахивал. Чуть не задохнулся. А потом дела закружили — то очередной праведный суд, то война с пиратами, то строительство нового храма на востоке Тригоса…. Да ты сам все знаешь. Некогда было разглядывать эти закорючки полоумного Тариона. И незачем. Мы с тобой до сих пор не можем выяснить — как их читать? Слева направо, снизу вверх или вообще по диагонали? Буквы это или иероглифы? И, главное, — на каком языке написана эта абракадабра?! Будешь разгадывать? Желаю успеха. А я пока лет двадцать отдохну …
Они постояли, глядя на загадочные письмена, еще с минуту, вернулись в зал, пиная друг другу поднос, еще раз выпили.
— Мне будет не хватать этого вина,— с искренним сожалением вздохнул Таролан.
— Могу изредка посещать тебя в башне,— предложил Тарумон,— вроде как ты не все тайны выдал. Буду тебя пытать,— он осклабился,— вином.
— Согласен!
— А теперь к делам. Что я обязательно должен знать?
Таролан задумался:
— Да, вроде ничего такого нет…. С пиратами подписано тайное соглашение против дикарей на юге. Храм на Тригосе почти закончен. Можешь завершить строительство, а можешь и снести его к чертям собачьим как мое наследие.
— Подумаю,— кивнул Тарумон.
— Завеса Мрака напротив устья Лебранта сместилась к северу на два шага. Так что наша территория стала немного больше. Пара сотен фанатиков ушла за Завесу по Истинному Пути. Никто назад не вернулся.
— Идиоты,— сплюнул Тарумон.
— Согласен,— кивнул Таролан,— кстати, из-за Завесы в этом цикле тоже немного пришельцев. Обычное дело — у всех полная потеря памяти. Часть выгодно продал пиратам на галеры. Остальных направил в хозяйства Фаргоса — пасти овец, таскать грузы, рубить дрова для кузниц…. Четверо показались воинами, я их определил на флот в абордажные команды. Пиратам веры нет, брат!
— Обычное дело, согласен. А что-нибудь необычное есть? Чтобы сюрпризов не было. Я ж тебе потом припомню…
Таролан задумался, неуверенно сказал:
— Разве что слухи среди черни появились…. В последнюю неделю один странствующий монах из секты Светлого Пути в нескольких селениях на рынках вещал, что, дескать, Хорес дал знамение, что собирается вернуться. Монаха быстро поймали, допросили со всем тщанием — мы это умеем!— ничего конкретного. Тело без лишней огласки выбросили за Завесу Мрака.
— Ничего конкретного — это что?
— Потом сам протоколы почитаешь. Лично я в этих записках больного на голову даже намека на новое пришествие не нашел. Секту на всякий случай разогнали, хотя их наставник Тарифер — он тебе известен — клялся, что этого монаха они еще полгода назад сами изгнали за безумные проповеди. Но чернь, ты же знаешь — на такие речи падка. Слухи пошли, будь он проклят…
— Все?
— Кажется — все.
Тарумон прошелся по залу, вернулся к столу и спросил, пристально заглядывая в глаза собеседнику:
— А ребенок, родившийся от собаки?
— Но это же просто вымысел…
— Вымысел?! Вымысел — это наша с тобой война! А ребенок от собаки — это, брат, не вымысел, а пророчество! Для чего мы с тобой собирали библиотеку, если ты в нее и не собираешься заглядывать?
— Чернь пустила слух…— почти шепотом пробормотал явно пристыженный Таролан, но Тарумон все равно услышал:
— Чернь не могла пустить этот слух, брат! Настолько он нелепый, противоречащий, как ты говоришь, законам природы.
— Бред!— Таролан даже руками всплеснул,— полный и безоговорочный бред! У собаки не может родиться человек! Люди вообще не рождаются! Ни от кого! Я и следователей на тот остров посылал — чтобы снять даже малейшие сомнения.
— Надо было не следствие проводить, а просто сжечь весь этот проклятый остров!— заорал взбешенный Тарумон,— и я первым делом сделаю это! Ты расслабился, брат! Ты допустил непростительную ошибку! Когда ты узнал об этом ребенке?
— Шесть лет назад…
— Плюс года три на то, чтобы слухи доползли до твоих ушей. Ему сейчас почти десять лет, брат! Ты ждал, что у этого сукиного сына появится Наставник из какой-нибудь запрещенной нами секты? Ты этого ждал? — он сел в кресло, схватил кувшин, глотнул вино прямо из узкого тонкого горлышка, отдышавшись, продолжил спокойнее.— Я вернулся вовремя, брат. Извини, но ты действительно расслабился за последние двадцать лет. Завтра же займусь этим вопросом
Наступило долгое томительное молчание.
Наконец, Тарумон хмыкнул:
— Ладно, брат. Пора заканчивать нашу магическую схватку, не то мои псы за дверями посдыхают от ужаса.
Он вытащил из складок одежды небольшой пузырек, вылил на руки несколько капель, провел мокрыми пальцами по волосам. Среди иссиня-черных прядей тут же появились белые просветы.
— Новое волшебство?— с интересом спросил Таролан. Собеседник засмеялся:
— Да! Только о нем знают все модницы в нашей стране. Называется отбеливатель. Мы же с тобой только что бились, силы тратили, вот я и слегка поседел от усердия.
— Впечатляет,— признал Таролан,— а мне можно? Вроде как я от проигрыша резко состарился.
Он намочил жидкостью волосы на затылке, провел мокрыми руками по длинной бороде:
— Ну, как?
— Лет двести прибавилось,— с одобрением ответил Тарумон.— Ну что? Пора тебе отправляться в башню.
Он встал, за руку отвел Таролана в центр зала, шепнул,— на колени!— и замер над согбенным монахом в фиолетовом с поднятым в руках посохом.
— Ко мне, мои верные послушники!— взревел он, убедившись, что картина выглядит убедительно.— Низвержен противник! Входите без опаски! Мы победили!
В открывшуюся дверь по одному стали просачиваться монахи в оранжевых одеяниях. Когда свободным остался лишь крохотный пятачок вокруг двоих магов, Тарумон еще раз громко возвестил:
— Мы победили! Секта Цвета Ночи не смогла противостоять нашей Секте Цвета Дня! Противник в результате мучительной схватки лишился своих магических сил. Теперь вы без страха можете взять его под руки и вывести из священного Хранилища, чтобы передать стражникам Безмолвной Башни, в которой я еще вчера молился за нашу победу!
Он едва склонился к поверженному магу и почти беззвучно шепнул:
— Терпи теперь побои, брат. Такова наша плата за власть, нужно сказать честно — довольно невысокая,— и крикнул громко,— Увести его!
Когда зал опустел, он небрежным кивком отпустил самых приближенных и вернулся к засыпанной пылью книге, долго всматривался в загадочные символы, начертанные на тонких слоях выделанной кожи молодого ягненка, шепча время от времени:
— Тарион, Тарион, что же ты все-таки здесь записал? Ты ведь был слугой самого Хореса, Тарион…. Ты единственный, кто прошел сквозь Завесу Мрака туда и обратно, сохранив память…. Где ты побывал? Что за язык ты использовал при записи? И куда ты ушел две тысячи лет назад прямо из стен этой крепости? Неужели тайный проход действительно существует? Куда же он ведет…?

Глава 2.
Майк Райзер с трудом оторвал голову от подушки и мутным взором обвел комнату. Так, две новости — хорошая и плохая.
Хорошая состояла в том, что он проснулся у себя дома. Значит, все-таки смог добраться вчера… или сегодня.
Плохая — весь пол был усыпан пустыми банками из-под амнезика. То есть, гулянка продолжилась даже после того, как он в уже абсолютно бессознательном состоянии умудрился вернуться домой.
Была, собственно, и еще одна — третья — новость: никто из гостей ночевать не остался. А хорошо это или плохо, Майк думать не решился, чтобы не вызвать головную боль.
В том, что боль придет, сомневаться не приходилось — он давненько уже подсел на амнезики, так что с большой долей вероятности мог прогнозировать ближайшее будущее. И даже знал способ обмануть отравленный организм, пока реакция на выпитое еще блуждала где-то глубоко в лабиринте извилин серого вещества. Контрастный душ, два кубика крепкого бульона и велотренажер — тогда испуганная необычайной активностью головная боль сбежит, чтобы вернуться в следующий раз и отомстить с удвоенной силой.
Майк доковылял до душевой кабины, сел на пластиковый пол и хрипло произнес:
— Утренний стандарт.
Удачно сел — тугая струя холодной воды ударила прямо в затылок. Он опустил взгляд, тупо наблюдая, как растворяется одежда, рваными клочьями утекая вместе с водой в сливное отверстие.
Сознание медленно прояснялось. Вообще — амнезики придумали садисты! Впрочем, об этом он уже несколько раз думал…
Когда с ног сползла и растворилась обувь, Майк выждал еще несколько секунд и приказал роботу прекратить водяное издевательство. Абсолютно голый, он вышел из душевой кабины, крикнул — или подумал, что крикнул — кухонной машине про двойной бульон и направился к велотренажеру.
— Доброе утро, господин,— голосом покорной рабыни приветствовал его агрегат.— Куда господин сегодня изволит отправиться?
— Утро добрым не бывает,— пробурчал Майк. Велотренажер послушно захихикал, словно вправду оценил остроту.
— Парковая дорожка,— подумав, приказал Райзер,— в меру извилистая. И без этих,— он неопределенно покачал ладонью,— без горок.
— Слушаюсь, господин. Садитесь в седло, господин. Приятной прогулки, господин.
Он уселся, закрутил педали. Тут же перед глазами возникла голограмма тенистой аллеи: высокие деревья по бокам, узкая асфальтовая дорожка, цветы, издающие вполне приличный аромат. Сам велотренажер стоил не особенно дорого, зато программа натурализации — о-го-го! Спасибо друзьям, сумевшим ее не только взломать, но и усовершенствовать…
Легкий ветерок сушил волосы, работающие мышцы постепенно наливали тело энергией. Майк поймал себя на том, что даже начал улыбаться. Значит, все-таки обманул проклятую головную боль…
Почувствовав, что ноги начали уставать, он слез с тренажера и подошел к кухонной машине, взял из окошка в меру горячий стаканчик с бульоном и ворчливо спросил, глядя в пространство перед собой:
— Свежие новости есть?
Перед глазами тут же вспыхнул голографический экран. Объемная картинка демонстрировала горящее здание, отряды вооруженных людей, стреляющих друг в друга.
—… очередная попытка сепаратистов северного квартала.— На полуслове включился голос диктора.— Мятежникам удалось захватить здание квартального коммуникатора. Однако верные Сенату войска выбили их оттуда. Сейчас бои продолжаются в секторе Г. И о погоде —  в Городе солнечно, ветер слабый, температура комфортная для прогулок в центральном парке. А сейчас — реклама на нашем канале…
— Отключись,— убедившись, что в мире ничего особенного не произошло, приказал Майк, и экран тут же послушно исчез.
Отхлебывая остывающий бульон, он остановился у двери дресс-кодера, не глядя, бросил за спину опустевший стаканчик, потянул ручку агрегата.
Дресс-кодер в отличие от велотренажера был допотопной модели. Можно сказать, архаичный. Даже заводское клеймо стерлось. Но работал исправно, так что необходимости менять его на более современный Райзер не видел.
— Уличный комплект номер три,— скомандовал Майк, уточнил, спохватившись,— рубашка в синюю клетку.
Поздно. Это в новых моделях можно вносить изменения в процессе одевания…
Майк мрачно смотрел, как на теле оседает мельчайшая пыль, формируясь в одежду, и старался дышать как можно реже. Ни к чему. Хоть в легких и не образуется некое подобие носового платка, все равно, откашливаться не хотелось.
Рубашка получилась в красную полоску. Брюки — стандартные джинсы, он другие и не любил. На ногах постепенно сформировались ботинки с широкими носами, как раз для любителей езды на трициклах.
Уже у входной двери Райзер оглянулся на нишу в стене и сказал:
— Вылезай, Клинер. Сегодня для тебя много работы,— и со вздохом добавил,— впрочем, как всегда.
В нише засветился зеленый огонек, зажужжали сервоприводы. В комнату медленно выехал уборщик, замер в ожидании команды.
— Наведи порядок. Застели кровать. На столе ничего не трогай,— приказал Майк, взял с полки очки и коммуникатор и вышел из квартиры. Тоже нужно точные команды давать, не то такой порядок наведет, что потом будет проще купить новые устройства, чем отыскать старые…
Улица встретила Райзера палящим зноем. Он вспомнил прогноз погоды, прослушанный менее часа назад, хмыкнул — никогда у этих метеорологов правды не добьешься.
Трицикл стоял на газоне, сплошь увешанный штрафными квитанциями. Майк потратил целую минуту, чтобы очистить лобовое стекло от административных липучек.
В безоблачном небе на уровне семидесятого этажа между небоскребами азартно перестреливались полицейский винтокрыл и аэроколяска неведомых террористов. То и дело на соседних улицах истошно орали сирены, где-то в отдалении слышалась беспорядочная стрельба. Пьяный сосед стрелял из духового ружья по голубям. Обычное утро Города…
Майк запустил двигатель, сел на анатомическое сиденье, надел очки. Едва слышно зажужжали верньеры, подгоняя оптику под расстроенное вчерашними излишествами зрение. Тихий голос шепнул прямо в левое ухо:
— Показать отчет о вчерашнем вечере?
— Давай,— после долгого раздумья разрешил Райзер,— я не помню примерно с одиннадцати. Основные моменты.
— С одиннадцати утра?
— Нет, конечно! С двадцати трех.
Перед глазами замелькали кадры трехмерного видео. Крупным планом — красотка в чересчур открытом платье. За ее спиной три или четыре перекошенные рожи. Была драка? Кадры менялись с калейдоскопической быстротой, но ничего необычного в них не оказалось. Ну и ладно.
Майк перевел очки в режим регистрации, спрыгнул на трицикле с газона на мостовую и помчался с бешеной скоростью, стараясь как можно скорее выехать из сектора обстрела пьяного соседа — тот обычно палил по всему, что движется. Привычка у него такая, чего обижаться на человека, у которого половина черепа титановая…
Два блокпоста он проехал, лишь немного снизив скорость, на третьем пришлось остановиться и приложить ладонь к считывателю. Серьезные конторы Райзером не интересовались. И на том спасибо.
Излюбленное кафе с прошлого вечера еще не взорвали. Майк заглушил двигатель, спустился по разбитым ступеням в полуподвальное помещение, вяло махнул рукой парочке знакомых геев за дальним столиком — вообще, что ли, никогда отсюда не уходят? И занял высокий стул у барной стойки. Персональный, между прочим — купил его на год во время одной из прошлых попоек. Идиотское приобретение, если честно. Но по вечерам, когда кафе бывает переполнено посетителями, пришедшими поглазеть на стриптизерш, здорово выручает.
Чернокожий бармен хмыкнул вместо приветствия и ловко метнул прямо в ладонь Райзера дежурную баночку амнезика. Все верно: с утра не выпил — день пропал.
— Любовь — вот что спасет этот мир,— вкрадчиво шептал с экрана под потолком дежурный Пастырь,— всеобъемлющая и всепроникающая, она способна творить чудеса! Вдумайтесь, мои любимые — достаточно закрыть свое сердце для ненависти и обид, распахнуть для одной лишь Любви, и вы сразу обретете покой и блаженство! Ненависть толкает вас в дьявольские сети сепаратистов и анархистов. Любовь помогает вам понять и простить действия властей. Помните — Сенат любит вас всех! Любит со всеми вашими недостатками и прегрешениями. Так возлюбите и вы наш Сенат, неусыпно заботящийся о процветании Города!
— Выключил бы, что ли,— кивнул Майк на экран. Бармен отрицательно качнул головой:
— Приказ. До шести вечера к просмотру обязательно. Иначе штраф, вплоть до закрытия.
— Это когда такой приказ появился?
— Сегодня утром.
— Ясно,— Майк сплюнул на пол. Местный клинер тут же ликвидировал плевок и снова исчез в полутьме зала.
— Жак, мы тут вчера крепко покуролесили?
— Как обычно,— пожал плечами бармен.
— Драка была?
— В зале две. На выходе одна. А что было на улице — не знаю, я еще записи камер слежения не видел. Что, сломали тебе что-нибудь?
— Да нет, все в норме. Черт, просто стал с катушек быстрее слетать. Половину совсем не помню.
— А ты больше амнезика жри. Башку Рида знал?
— Конечно. А что это ты о нем в прошедшем времени говоришь?
— А то. Два заката назад ввинтился дымом в небо. Передоз. Тоже глотал эту хрень, как ты, литрами.
— Не знал…. Ну, он же еще таблетками догонялся.
— Пусть это будет тебе слабым утешением, приятель.
Бармен вернулся к привычному для него занятию — ничегонеделанию. Майк с отвращением поглядел на банку в руке, но отпивать из нее резко пахнущую жидкость не перестал. Собственно, все когда-нибудь ввинтятся в небо на закате…
В полутемное помещение время от времени заходили посетители, в основном завсегдатаи этого кафе. И все первым делом хватали банки амнезика.
Райзер кому кивал, кому жал руку, на кого не обращал внимания. Очередной день начинался точно также, как и большинство предыдущих.
По залу пробежал шустрый паренек, зарабатывающий на жизнь продажей таблеток, на Майка едва взглянул — не его клиент. Пока что.
Дежурный Пастырь уступил место на экране ведущей канала новостей — опять то же самое. Нет, одна новость отличалась — попытка государственного переворота. Раз попытка, значит, неудачная. А ведь все шло по плану, даже в здание Сената сумели пробиться. Теперь неделю будут показывать по всем каналам казни мятежников. Хоть какое-то развлечение.
Угол рядом с геями заняла подозрительно тихая компания, то ли студенты, то ли анархисты. Заставили столик мониторами, заклацали ногтями по виртуальным клавиатурам. Либо сессия, либо подготовка очередного переворота. Плевать. Лишь бы стрелять не начали.
Майк Райзер к деятельности многочисленных антиправительственных группировок относился философски, то есть, скептически. На его памяти власть менялась в среднем раза по три в год. Жизнь в Городе оставалась той же. И какой, спрашивается, смысл примыкать к террористам-сепаратистам-анархистам? Чтобы начать отстреливаться от полиции на каждом блокпосту? Чтобы тебя красиво растворили-сожгли-утопили после того как поймают?
Поэтому, когда пронзительно заверещала полицейская сирена, и металлический голос предложил всем оставаться на местах, только поморщился и даже не оглянулся. Лишь скосил взгляд на компанию в дальнем углу. Сидят, пушки не достают. Студенты…
С шипением сдвинулись входные двери, громко щелкнул блокиратор замка. По залу неуклюже задвигались фигуры в громоздких бронекостюмах. Проверка документов. Городская рутина. До вечера еще раз пять сюда заглянут.
— Ваш идентификатор, гражданин,— сквозь газовые фильтры невнятно сказал подошедший сзади патрульный. Майк через плечо не торопясь протянул руку ладонью вверх. Два в одном, господин начальник — ладонь для считывателя, идентификатор на запястье для коммуникатора. И вдруг ощутил, что в зале стоит неестественная даже для полицейской проверки тишина.
В зеркале за рядами старинных бутылок отразился неясный силуэт. Это пыльное стекло лжет, или у полицейского бронекостюма и вправду есть талия?!
— Майк Райзер,— холодно произнес женский голос,— преступник номер один. Попался.
Руки, усиленные сервоприводами экзоскелета, тут же припечатали Майка к пластику барной стойки.
— Отставить,— после долгой паузы сказал женский голос,— шутка при исполнении служебных обязанностей. Можешь хихикнуть, Райзер.
— Что-то не хочется,— признался Майк, потирая освобожденную шею.
— Повернись.
Он выполнил приказ, поймал пристальный взгляд в упор, делано удивился:
— О, господин офицер! Давно не виделись…, с повышением…
Перед ним, уперев кулаки в бедра, стояла молодая женщина, которую можно было бы назвать красивой, если б не выражение лица — каменный истукан на центральной площади даже с отбитым носом выглядел куда более живым и мягкосердечным.
В отличие от остальных полицейских, женщина была одета в обычный комбинезон серого цвета. На груди бляха — три молнии, расходящиеся из одного центра, ограниченные кольцом в виде змеи, кусающей собственный хвост. Все, этого достаточно для любого горожанина. Служба Сохранения Спокойствия. Три Эс. Майк удивился еще раз, на этот — всерьез.
— В службу офицерами начали брать женщин?
— Ты отстал от жизни, Райзер. Почти на сорок лет.
Женщина едва заметным жестом подозвала командира патруля:
— Этих, из угла, на проверку в отделение.
— Это студенты, господин капитан,— робко пробормотал тот,— документы в порядке. Один — член Совета Поддержки Решений Сената…
— В отделение.
— Есть, господин капитан!
— Капитан?! Да, я действительно отстал,— сказал Райзер.
— Причем, судя по внешнему виду, безнадежно.
Райзер наклонился и шепнул еле слышно:
— Только, ради всего святого, не говори здесь, что я был…. Ребята не поймут. А я у них на хорошем счету. Не хочется опять менять район и собутыльников.
— Кому ты нужен, кроме палача,— ее бескровные губы едва изогнуло подобие усмешки,— твое прошлое стерто во всех архивах. Ты никто,— она брезгливо отстранилась и повторила громче,— никто! Не понимаю, почему я еще помню твое имя! Наверное, чтобы однажды увидеть, как ты станешь закатным дымом.
— Ждать уже недолго, Джесси…, простите, господин капитан. Амнезик медленно, но верно делает свое дело.
Женщина круто повернулась и пошла к выходу. Следом заскрипели разболтанными сочленениями бронекостюмы.
— У тебя было бурное прошлое, Майк?— как бы невзначай после долгой паузы спросил бармен,— таким знакомством стоило бы дорожить. Сенаторы приходят и уходят, а Три Эс остается.
— Когда-то она была…, впрочем, не важно. Важно — кто она сейчас,— рассеянно ответил Майк,— и сейчас она мне совсем не нравится, дружище. Дай-ка — для лечения нервов — двойную дозу запрещенного амнезика. У тебя есть, я уверен.
— Только для тебя,— понимающе кивнул бармен,— за счет заведения…
Но настроение так и не улучшилось. Или амнезики научились разбавлять прямо в закупоренных банках. Не развлекла и попытка ограбления кассы кафе. Кто же нападает на бармена с шокером?! Правильно — дебилы среднего школьного возраста.
Малолетних неудачников не стали сдавать полиции, просто выгнали пинками из зала, пригрозив в следующий раз сварить заживо на кухне.
Так Майк неожиданно узнал, что в кафе могут готовить и горячие блюда, а не одни только рыбные салаты. Надо же, целый год тут ошивается, а поесть не удосужился ни разу! Только закусывал.
Полиция заглядывала еще трижды, но, в отсутствие сотрудников Службы Сохранения Спокойствия, руки никому не заламывали — большинство полицейских сами были из этого квартала, своих задерживать глупо, а чужие сюда забредали очень редко.
Бармен еще дважды — акт неслыханной щедрости!— наливал Майку за счет заведения. Видно, надеялся, что амнезик все-таки подтолкнет Райзера к откровенности. Но Майк сначала просто молчал, а потом привычно ушел в состояние полной амнезии, так что тайна знакомства алкоголика и офицера спецслужбы осталась тайной…

Винтокрыл стоял в гараже балкона самого престижного сотого этажа. Райзер с усмешкой подумал, что место для него освободил кто-нибудь из местных богатеев. Причем, лебезя и подобострастно. Потому что у всех местных богатеев рыльце в пушку однозначно, так что глупая надежда на то, что подобная помощь Службе Сохранения Спокойствия когда-нибудь кем-нибудь зачтется, теплится, у наивных…
Капитан Хок села за штурвал двухместной машины, запустила двигатели, дождалась, когда соизволит влезть в кресло Райзер, и словно выстрелила винтокрылом со стоянки.
— Ой-ей-ей!— сказал Майк, рассматривая свое отражение в окнах небоскреба, до которого оставалось несколько сантиметров.— Всегда мечтал ввинтиться в небо прямо в кабине винтокрыла.
— Ты сам-то как летал?— фыркнула Джесси.
— Я? Просто пробил бы небоскреб насквозь. У меня по пилотированию был красный уровень.
— Суперпрофи?
— Супернеумеха. Винтокрылом всегда управлял Эдвин. А я только стрелял, прыгал без парашюта, дрался и пил амнезики. По этим забавам мой уровень черный. Был.
— Думаю, по питью амнезиков ты до сих пор вне конкуренции.
Джесси выровняла машину на уровне сорокового этажа, резко задрала ее нос и помчалась к едва видневшемуся между небоскребами небу.
Между семьдесят шестым и восьмидесятым уровнем друг в друга азартно палили полицейские и анархисты, выписывая пируэты на небольших аэроколясках. Гремели выстрелы, вниз сыпались осколки стекол. Заметив винтокрыл с эмблемой Три Эс, обе стороны прекратили стрельбу и вежливо прижались к небоскребам, освободив пространство для пролета. Ссориться с уважаемой Конторой не захотели ни те, ни другие.
Райзер помахал противникам, вежливо раскланиваясь. Все, у ребят на неделю запор обеспечен…
— На пульте перед тобой кнопки управления бортовым оружием,— сказала Джесси.
— Ну, я без приказа не очень кровожадный.
— Говорю на всякий случай. Вдруг ты забыл.
— Забудешь такое…— проворчал Майк, по старой привычке гладя кончиками пальцев кнопки пульта.— Да и не изменилось ни хрена вооружение, как посмотрю. Что, сдулся наш технический прогресс?
— Сомнения в величии государственного строя караются вечной ссылкой в подземные разработки, либо, при отягчающих обстоятельствах, смертной казнью через растворение в кислоте без возможности подачи апелляции,— сурово отчеканила Джесси, переводя винтокрыл в горизонтальный полет.
— Да знаю я…
Райзер огляделся. Они летели, а внизу, сколько видели глаза — крыши, крыши, крыши. На одних виднелись посадочные круги, другие были сплошь покрыты солнечными батареями, на третьих зеленели сады и блестели зеркала бассейнов.
— Да,— мрачно произнес Майк,— стоило сорок лет беспробудно пьянствовать, чтобы однажды за тобой прилетела бывшая любимая, ставшая женой бывшего друга, подняться над Городом и убедиться — ни хрена в этом мире не изменилось.
— Что?
— Ничего. Бурчу под нос всякую ерунду. На базу летим или в какой-нибудь секретный схрон?
— На базу.
— Тогда мы летим не в ту сторону.
— Летим куда нужно. Базу перенесли.
— Да? Значит, что-то все-таки изменилось.
Через час ряды крыш небоскребов резко оборвались, открыв глубокий провал, наполненный зеленым и синим — то есть, деревьями и озерами. Так выглядела с высоты Запретная Территория — единственное место в Городе, где дома строили в один этаж. Тут жили члены Сената, академики, генералы всех мастей и самые богатые богачи — зачастую сразу и члены, и генералы, и академики в одном лице.
— Интересно, кто согласился разместить базу Трех Эс в этом раю?— спросил Райзер.
— Никто. Сами разместились. Почти сорок лет назад в небо ввинтился один член Сената — ты должен его помнить. Скромный домик остался без хозяина, вот наш Директор и решил этим воспользоваться. Поменял на одного паршивого агента.
Майк несколько раз открыл и закрыл рот, так и не найдя для комментария приличных слов.
Джесси набрала на пульте комбинацию цифр. Что-то громко щелкнуло, ярко вспыхнула зеленая лампочка.
— Посадка разрешена,— кивнула на лампочку Джесси.— Хоть сейчас пристегнись, а то будешь мне мешать своими болтающимися в невесомости конечностями.
Винтокрыл свалился в глубокое пике, понесся к стремительно приближающейся земле почти вертикально.
— Ты это делаешь специально?— простонал Майк.
— Что именно?
— Летаешь так, чтобы меня обязательно стошнило?
— Ну что ты! Все строго по инструкции. Чтобы не сбили при посадке.
— Да кому в Городе может прийти в голову такая самоубийственная идея?! Кто осмелится нападать на Три Эс?
— Ну, к примеру — незаслуженно уволенные сотрудники. Чтобы отомстить. Бывшие суперагенты с проволокой, намотанной на позвоночник.
— Делать мне больше нечего,— пробормотал Райзер, глядя, как под резко остановившимся в нескольких метрах от земли винтокрылом открывается гигантское отверстие.— Я алкоголик, а не самоубийца.
Машина плавно опустилась под землю. Люк закрылся. В помещении вспыхнул холодный неяркий свет.
— Дальше придется идти пешком,— предупредила Джесси, спрыгивая на серый бетон.
— Ты не поверишь, как я люблю ходить пешком!— радостно сказал Райзер.— Потому что машиной или мотоциклом сейчас, без сомнения, тоже управляла бы ты… для меня на сегодня достаточно винтокрыла.
Они двинулись по тоннелю. Свет плавно разгорался в нескольких шагах впереди и так же плавно гас сзади. Словно это они освещали собой с десяток метров окружающего пространства. Райзер не выдержал и поделился со спутницей этим наблюдением.
— Все алкоголики сентиментальные романтики,— саркастически хмыкнула Джесси.
— Можно подумать, ты знала много алкоголиков…
— Одного более чем достаточно.
— Я тоже тебя люблю,— пробурчал Майк.
Остаток пути они проделали в полном молчании.

Пост охраны. Джесси первой приложила ладонь к считывателю. Мягко щелкнул механизм.
— Джессика Хок. Первый уровень доступа,— сказал бесполый голос.— Вход разрешен.
Райзер помялся, но тоже поднес руку к мерцающему экрану.
— Майк Райзер. Доступ восстановлен. Первый уровень. Вход разрешен.
— Спасибо тебе, говорящая железяка,— Майк низко поклонился экрану.
— Шутка зафиксирована и передана на изучение,— сказал голос.— Если будет установлено, что она носит издевательский характер, вы будете оштрафованы.
— Как обычно,— вздохнул Райзер.
— Как обычно. Добро пожаловать в Службу Сохранения Спокойствия. С возвращением, Майк.
Они вошли в открывшуюся дверь, прошли по освещенному коридору и остановились у лифта.
— Дальше сам,— усмехнулась Джесси.— Восстанавливай навыки, суперагент.
— Шестой этаж?
— Надо же, вспомнил.
— Издеваешься? Это ведь новая база, что я могу тут вспомнить? Просто предположил, зная нашего Директора, который не сильно любит что-либо нормально работающее менять.
— Ладно. Жми кнопку.
Лифт резво провалился с нулевого уровня до минус шестого.
За открывшейся дверью оказался небольшой холл, перегороженный почти пополам деревянной стойкой, так похожей на барную, что Майк непроизвольно сглотнул появившуюся слюну.
За стойкой просматривал бумаги черноволосый мужчина в строгом костюме.
— А, Райзер,— сказал он таким тоном, словно они расстались вчера вечером, а не сорок лет назад.— Держи удостоверение и жетон. Коммуникатор вживлять будем?
— Только не сегодня, Рон. И без того голова раскалывается.
Мужчина вышел из-за стойки, крепко обнял Майка.
— С возвращением, старина. Мне не хватало твоих дурацких шуточек.
— Да, спасибо, Рон,— рассеяно ответил Райзер.— Дай-ка, я снова угадаю — кабинет Эдвина второй слева по коридору?
— Сначала мы зайдем к Директору,— жестко сказала Джесси.
— Можно подумать, он будет рад меня видеть. Да и зачем тревожить старика понапрасну? Задание получено, допуск оформлен. Пора работать.
— Что?
— Пошли копаться в бумагах Эда.
— И что ты собираешься найти в нашем кабинете?— Джесси особо выделила слово «нашем».
— Понятия не имею. Ты ведь там все сто раз, наверное, пересмотрела?
— Конечно.
— И, тем не менее.
Джесси тяжело вздохнула, развернулась и пошла по коридору первой. Майк подмигнул Рону, тот пожал плечами.
В узком кабинете, похожем на пенал, Майк безошибочно выбрал место Эдвина Хока, сел в мягкое кресло и лениво сказал:
— Ну, вот я и дома. Милая, окажи любезность — тащи сюда все материалы по тому путнику. Все — секретные, совершенно секретные, медицинскую карту, снимки местности, статьи из газет.
— Что ты собираешься делать?
— Попытаюсь повторить действия Эдвина и найти разгадку, которую нашел он.
— Эд восемь часов беседовал с монахом.
— Он всегда был тугодумом. Мне хватит и четырех. И не надо гневно стрелять в меня взглядом. Скоро мы выясним, кто из нас лучше знал Эдвина Хока — напарник-друг или напарница-жена…

Монах, переодетый в шуршащий пластиковый костюм ядовито-зеленого цвета, говорил с жутким акцентом, с трудом подбирая нужные слова. Одно это вызывало недоумение — обычно пришедшие из-за Туманной Стены путники учили язык не дольше недели и в дальнейшем разговаривали так же, как и коренные жители Города.
В глазах монаха плескалась усталость, он уже перестал удивляться творящимся вокруг него чудесам.
— Я есть верить в Хорес и Тарион,— привычно произнес он.— Звать Тарлин. Быть старший восточный крыло общества Светлый Путь на Фаргос. Хотели идти за Завесу Мрака — вы называть это Туманная Стена. Быть знамение — мальчик, рожденный от собака. Грядут перемены.
— Хорошие или плохие?— спросил слушавший с неподдельным интересом Райзер.
— Перемены всегда плохо. Потом может быть хорошо. Или не быть. Но перемены — ужасно. Голод, болезни, смерть.
— Вы боитесь смерти?
— Хорес учить, что смерти нет. Но — да, боимся. Все равно. Дым на закате — ужасно.
— Я не поняла,— тихо спросила Джесси,— мальчик, рожденный от собаки? Как это? Человек появляется на свет в Директории Жизни. Или у них по-другому?
— Скорее всего, мифология. Ну, хорошо, поговорим об этом более конкретно.
Однако ничего нового, чего бы не было в протоколах предыдущих бесед, Райзер так и не услышал. Если свести пространные рассуждения на ломаном языке к главному, получалось, что монах, услышав о мальчике, появившемся на свет столь необычным способом, не стал вести своих последователей за Завесу Мрака. Вместо этого он принялся бродить по Фаргосу, призывая людей готовиться к грядущим переменам — копить еду и одежду, запасаться оружием…
Судя по всему, последний пункт вызвал особенное раздражение у властей Фаргоса, расцененный ими как призыв к подготовке мятежа. Монаху повезло — его просто избили до полусмерти и вышвырнули за Завесу Мрака, не убедившись, что он умер.
— Какие там либеральные законы,— усмехнулся Майк.— Полное впечатление, что их вообще нет.
— А как вы с Эдвином банду Попрыгунчиков выкосили? Тоже согласно требованиям законодательства?— шепотом спросила Джесси.
— Осуждаешь?
— Восторгаюсь.
— А мы, между прочим, воспользовались поправкой к пункту двадцать третьему шестого параграфа сто второй статьи Кодекса о Сохранении Спокойствия. Так что все чисто.
— Это какой такой поправкой?!
— Секретной. Ты о ней не знаешь. О ней вообще знают только двое — я и Эд. И гад оружейник, выдавший нам вместо газовых гранат осколочные.
— Очень смешно,— надула губы Джесси и отодвинулась от Майка.
Монах терпеливо отвечал на самые разные вопросы. И лишь на главный не нашел ответа — почему его память сохранилась.
На том и расстались. Монаха отправили учить язык, а Майк и Джесси вернулись в кабинет.
— Любопытно,— задумчиво сказал Райзер, бесцельно крутя в пальцах авторучку.
— Что?
— Много совпадений. И язык его очень похож на наш. В принципе, большинство слов вполне понятны.
— О каких совпадениях ты говоришь?
— Ну, к примеру, религия. У нас тоже многие верят в Туррина, которого монах называет Тарионом. Вроде как живет такой человек, который без проблем проходит сквозь Туманные Стены. И про великого Хореса я слышал. Типа алый дракон, что сопровождает Туррина в его прогулках. Опять же, все эти предания о бесконечном количестве миров за стенами из тумана. Сколько в Городе порталов, через которые к нам идут путники? Если не ошибаюсь, десять или даже двенадцать. То есть, вполне возможно, что мы граничим с двенадцатью мирами. И люди в Фаргосе появляются точно так же, как и у нас — через их аналоги нашей Директории Жизни. Все одинаково.
— Уровень прогресса…
— Это да. Видимо, те миры застряли на уровне нашего ранневековья. Спасибо безвестному Созидателю, наполнившему наш мир знаниями. У них все пошло иначе.
— Тем легче нам будет присоединить соседние миры,— сухо сказала Джесси.
— Ага. Только сначала оружие через Стену переправь.
— Сначала нужно найти способ переправить через Стену людей с сохраненной памятью.
— Да? Ладно, мы с тобой сейчас найдем способ отправить человека. Без проблем наберем несколько тысяч отлично обученных бойцов. И что? Без оружия они ввинтятся в закатное небо после первой же стычки с тамошними дикарями.
— Это почему?
— Да потому, что дикари тысячи лет оттачивали искусство владения простейшим кинетическим оружием. А наши супермены саблю от рапиры не отличат. Ладно, рукопашный бой — с большим сомнением допускаю, что победят. А толпа на толпу? Шансов ноль в кубе. Не обучены наши орлы ни стрельбе из лука, ни сабельному бою, ни штыковой атаке.
— А ты?
— Из лука стрелял, на фехтование когда-то ходил,— пожал плечами Майк.— Думаю, что какой-нибудь дикарь из этого, как его… Фаргоса изрубит меня на мелкие кусочки менее, чем за одну минуту. Он этому учился всю жизнь, понимаешь? А я даже саблю из ножен двумя руками достаю. И вообще, спортивный стиль и боевой — даже сравнивать глупо. Ты же должна знать, насколько спортивная борьба отличается от рукопашного боя. Практически вообще ничего общего.
Джесси лишь вздохнула.
— Вот. Нужно запускать разведку. Создавать инфраструктуру. Из местных материалов производить примитивное по нашим меркам, но более эффективное, чем у дикарей, оружие. Готовить бойцов. И главное — должна быть обратная связь. То есть, не только уходить, но и возвращаться с памятью.
— Что ты думаешь о монахе?
— Тут несколько вариантов. Первое — дяденька уникален. Прямая копия Туррина. Второе — Стена дала сбой. И третье…— он вдруг сполз с кресла под стол и после долгой паузы прокряхтел оттуда,— давай послушаем Эдвина Хока.
— Что?!
Райзер вылез из-под стола, держа на ладони крошечный черный предмет. Джесси задохнулась от удивления:
— Носитель?! Но как ты догадался?
— Чтобы доверять напарнику свою жизнь, нужно знать его лучше, чем самого себя. Кстати, пока мы не увидели это сообщение — предположу, что я знаю, отчего путник не расстался с памятью. И догадываюсь, что придумал Эдвин. И мне его метод не нравится.
— А можно перестать говорить загадками?
— Можно. Но будет не интересно. Сделаем так — я на листочке напишу свои догадки, потом послушаем Эдвина, а потом сравним информацию. Согласна?
— Да, да, да!
Райзер быстро начеркал на бумажке несколько слов, скомкал ее и сунул под стационарный коммуникатор.
— Как ты догадался, что Хок оставил запись?— в голосе Джесси зазвенела закаленная сталь.
— Очень просто — я надеялся, что он ее оставил. На нижней поверхности стола, слева от дальней правой ножки, с помощью жевательной резинки. Я бы оставил носитель справа от дальней левой ножки. Мы так договорились еще лет двести назад. Странно, что он не рассказал это тебе, напарница.
— Но зачем?!
— По той же причине, по какой ты сажаешь винтокрыл так, будто хочешь его разбить. Безопасность. А, учитывая нашу бешеную популярность в самых отмороженных кругах, приходилось таиться даже от своих. Вот мы и разработали собственные меры и способы обмена информацией.
На Джесси было страшно смотреть. Багрового цвета лицо, казалось, вот-вот лопнет от гнева и обиды.
— А теперь послушаем виновника нашего торжества,— Майк невозмутимо вставил носитель в коммуникатор, нажал виртуальную клавишу.
Пространство над столом озарилось, медленно сформировалась голограмма — широкое скуластое лицо, глаза — щелки, приплюснутый нос.
— И что ты в нем нашла?— проворчал Райзер.— Типичный аутсайдер любого конкурса красоты. Не то, что я.
— Зато он не пьет.
— Привет, Майк,— сказал человек-голограмма.— Судя по тому, что ты сидишь в моем кресле и смотришь это послание, ты вернулся в Три Эс.
— Привет, Эдвин,— Райзер помахал рукой изображению.
— Привет, Джесси,— продолжил Хок.— Прости, что держал тебя в неведении некоторых дел, но иначе ты все сделала бы сама, и тогда Майка не восстановили бы на службе.
— Вы двое самые подлые негодяи в Городе,— прошипела женщина.— Ненавижу обоих!
— Теперь к делу,— сказала голограмма.— Не сомневаюсь, что Майк уже догадался, почему путник не лишился памяти. У него башка всегда работала быстрее, чем у меня. Удивляюсь, почему об этом не догадались другие специалисты. А ведь ответ лежит на поверхности самого вопроса. Напарник, доставай свою бумажку и читай. Даю тебе десять секунд.
— Хватит и пяти,— хмыкнул Райзер, развернул лист бумаги и громко прочел:
— Нельзя лишить памяти того, кто уже без памяти.
Эдвин Хок выждал ровно десять секунд и продолжил:
— Итак, парня от души измолотили и выкинули со своей территории ввинчиваться в небо. А он взял и не ввинтился.  Если вкратце, то всемогущие и всезнающие Высшие существа — а я в них верю!— устраивая этот мир, учли все нюансы, кроме одного — мордобоя. Стена пропустила путника, идентифицировав его как человека, но не стерла память, так как ее на момент перехода попросту не было. То есть, стирать было нечего. Прокол Высших. В их жесточайших правилах появилась лазейка. И я решил проверить свою теорию на практике.
— Идиот,— скрипнула зубами Джесси.
— Согласен,— кивнул Райзер.
— Я быстренько подзубрил язык Фаргоса. Это было не сложно, так как в основе его лежит язык, от которого произошел, без сомнения, и наш. Для перехода выбрал тот же самый Восточный портал. Пришлось избавиться от коммуникатора в голове — было бы неприятно очнуться на той стороне с монолитной железной блямбой, торчащей из затылка. Или вообще из-за нее не очнуться. Есть большие сомнения по поводу имплантов. Обнадеживает лишь то, что они сделаны из органических соединений. Надеюсь, что Стена примет их за одежду. В противном случае я сейчас лежу в паре шагов от Стены и медленно помираю.
— Придурок,— сказал Райзер.
— Точно,— кивнула Джесси.
— Осталось придумать способ надежно вырубить себя и при этом закинуть сквозь Туманную Стену в Фаргос. И я его нашел. Называется Майк Райзер.
— Не может быть,— побледнев, сказал Майк.— Только не это…
— Ты о чем?— спросила Джесси.
— Твой фирменный удар справа, напарник, вырубал любого со стопроцентным результатом. Я знаю, в каком кабаке ты обычно ошиваешься. Сейчас…— Хок посмотрел на наручные часы,— без пяти двенадцать. Правда, мы не виделись почти сорок лет. Ладно, я твердо решил попробовать. Пока, ребята!
Голограмма погасла.
— Очки!— крикнул Майк.— Быстро показать события… э-э-э… он исчез три дня назад? Два? Показать события двухдневной давности. Период с двадцати трех сорока пяти понедельника по час тридцать вторника.
Он замер, просматривая файлы. Джесси в нетерпении ходила по кабинету.
— Сукин сын,— наконец, произнес Райзер, снимая очки.
— Что там?
— Ничего. Эд перед уходом стер всю информацию с двадцати трех до пяти утра. Говорю же — сукин сын.
— Как он мог это сделать, если ушел раньше двух часов ночи? Что ты несешь?
— Вот тут, на дужке есть такая кнопочка,— Майк снял очки и продемонстрировал Джесси еле заметную выпуклость на тонкой спице,— называется она просто — кнопка выключения таймера. Этот сукин сын сначала стер момент нашей встречи, а потом поставил таймер на пять утра.
— То есть,— Джесси с силой потерла ладонями лицо,— он дождался, пока ты нальешься амнезиком до макушки, утащил тебя к Восточному порталу, отключил очки, а потом…
— А потом я врезал ему от души за все хорошее и выкинул тело через Туманную Стену. Наверное, выполняя его последнюю просьбу.
— Последнюю?!
— Так ведь, кто знает, как я его приложил… мог и перестараться. Ну, Эд…
— Боже, с какими идиотами меня свела судьба!— воскликнула Джесси, плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.— Идеальная парочка дебилов — алкаш и сукин сын… а что означает этот красивый эвфемизм?
— Вроде ругательства. Ты что, не слышала его раньше?
— Слышала, но не придавала значения словам. А сейчас — как выстрелило в голову. Помнишь, из-за чего избили монаха?
— Да?
— Сукин сын — это мальчик, рожденный от собаки…

Первое, что увидел пришедший в сознание Создатель животного мира — женские глаза, в которых зрачки то становились человеческими, то превращались в вертикальные змеиные. И были эти глаза так близко, что ему мгновенно стало не по себе.
— Прекрати,— сказал он с напускной строгостью, но прозвучало это настолько неуверенно, что и он, и она поняли — Создатель испугался.
— Я королева,— в голосе женщины послышалось змеиное шипение.— А ты ничтожество, посмевшее сделать меня своей рабыней. Сейчас ты умрешь.
— И что ты станешь делать одна вот тут?— он обвел рукой пространство вокруг них, невольно всмотрелся сам.
Пустынная каменистая земля, усеянная редкими холмами. На ветру качались одиночные кусты какого-то репейника. Вокруг валялись большие и не очень валуны.
— Это не мой мир,— ошарашено сказал Создатель.— Я в своем мире такого бы не позволил. Где деревья? Где мягкая сочная трава? Я помню — мы встретили войско Дария точно в таком же месте. На левом фланге еще было русло пересохшей речки, и мы там целый день напрасно копали глину, пытаясь найти воду хотя бы для наших коней. Да мы, собственно, и догнали Дария только потому, что он тоже больше не мог идти по пустыне. Что это значит? Я вернулся на место моей гибели?
— Ты слишком много болтаешь,— прошипела женщина и превратилась в огромную змею.
Создатель не стал ждать укуса или смертельных объятий. Он тут же стал орлом, захлопал крыльями, стараясь взлететь.
Тоненько свистнула стрела, за ней другая. Третья вонзилась орлу в крыло. Птица беспорядочно закувыркалась в воздухе, упала за камни, снова стала мужчиной.
— Любопытно,— сказал Создатель, выдергивая самодельную стрелу из предплечья,— получается, что превращение не дает ране зарасти? А, что я, в самом деле! Ну-ка, во льва…
Он стал львом, через мгновение опять человеком.
— Совсем другое дело.
Тихий шорох за спиной заставил его оглянуться. Над ним возвышалась готовая к броску змея. Ни единого шанса спастись не было — в кого бы ни превратился Создатель, он все равно был бы мгновенно атакован.
Несколько крупных камней упали рядом, часть их попала в змею — по телу, даже по голове. От неожиданности рептилия вздрогнула, оглянулась. Создатель тут же бросился наутек, спасаясь не только от нее, но и от усилившегося града камней.
Змея приникла к земле и стремительно уползла за груду валунов.
— Эй!— крикнули издалека.— Живой?
Создатель растеряно огляделся. Красивое мужское тело покрылось сетью царапин и в нескольких местах довольно сильно кровоточило.
Из-за валунов показались люди. Они шли осторожно, держа наготове заостренные палки.
Создатель немного подумал и поднялся на ноги. Похоже, его очередная смерть сегодня решила лишь немного пошутить.
— Живой,— едва заметно улыбнулся мужчина, шедший впереди.— А мы уж думали — каюк тебе, уважаемый. То птицы, то животные какие-то. А еще змеюка была, сколько живу, таких здоровенных не видел…
Создатель слушал его и удивлялся тому, что почти все понимает. Поймут ли его?
— Спасибо. Я едва не погиб. Вы спасли меня. Спасибо.
Подошли остальные, все мужчины, встали полукругом, одинаково опершись на свои палки, уставились на Создателя недоверчивыми усталыми глазами. Разные на лицо, они были неуловимо похожи друг на друга. И он вдруг вспомнил — точно так же выглядели путники, приходившие в его мир из-за Облака. Лишенные памяти, разучившиеся разговаривать, они шли, похожие выражением лиц, усталостью глаз, покрытые толстым слоем дорожной пыли.
— Нехорошо ходить голым,— вдруг сказал старший мужчина.— Где твоя одежда?
Создатель лишь пожал плечами. Последний раз он носил хитон еще в той жизни. Было это тысячи лет назад.
— Разбойники отобрали?— догадался другой путник.
Слово тоже оказалось смутно знакомым. Видимо, в той жизни разбойники существовали. Ничего нового, оказывается, ни тут, ни там…
Один из путников скинул с плеча тощий мешок, растянул горловину, покопался, не глядя, и вытащил какую-то тряпку.
— Возьми,— он протянул Создателю старую много раз штопаную рубаху.— Хотя бы так. Бери. Штанов, уж прости, нет.
— Спасибо,— не стал отказываться Создатель.— А ты как без… этого?
— Мы идем за Завесу Мрака. Надеюсь, что там всего вдосталь — и еды, и одежды. Если хочешь, можешь пойти с нами.
Создатель оглянулся и замер. Всего в сотне метров от него переливалось, мерцало, вспухало и сдувалось бесконечное Облако, уходившее в обе стороны за горизонт.
— Проклятье,— тихо пробормотал он.— Похоже, мы с этой дурой пролетели сквозь Облако, не потеряв при этом память. Интересно, а назад теперь как? Через смерть? Или в этот раз может не сработать? Мы ведь нарушили правила. Проклятье. Так не хочется становиться таким же, как все…
— Без одежды тебя арестуют стражники. Признают больным на голову и казнят.
— Да? Странное у вас отношение к больным. А, скажите, уважаемые — я, наверное, и правда, больной, потому что не все помню. Как называется эта… наша страна?
Путники недоверчиво посмотрели на Создателя. После долгой паузы старший сказал:
— Ты и впрямь больной на голову. Это великий Фаргос, страна тысячи островов.
Создатель просиял:
— Фаргос? Отлично! Помню его — третий справа в четвертой шеренге нашей фаланги. Нормальный парень, только улыбался редко и не все шутки понимал. Значит, и он тоже в том бою… Ну, и как себя чувствует великий Фаргос?
— Ты не понял, уважаемый. Фаргос — это страна, а не человек.
— Да? А кто страной правит?
— Сейчас Верховный Последователь Пути Хореса, великий маг и колдун  Прибрежья, главный Толкователь Секты Цвета Дня, фактический правитель не только Фаргоса, но и всех остальных обжитых —  равно как и необжитых — островов, Заглянувший за Завесу Мрака…— заученно произнес старший путник.— Имя ему Тарумон.
— Красиво. А до него кто был?
— Верховный Последователь Пути Хореса, великий маг и колдун  Прибрежья, главный Толкователь Секты Цвета Ночи, фактический правитель не только Фаргоса, но и всех остальных обжитых —  равно как и необжитых — островов, Заглянувший за Завесу Мрака Таролан.
— А до него…
— Тарумон. А еще раньше снова Таролан. И так — сколько я себя помню.
— Понял… шикарно ребята устроились. Значит, Фаргос, создавая свой мир — а он действительно мечтал об островах — не оговорил себе вечной жизни. И однажды покинул этот свет, став таким же, как все. А власть захватили проходимцы…
— Так говорить нельзя,— строго сказал старший путник.— За такие разговоры тебя растворят в кислоте до захода солнца. Я должен сообщить о тебе стражникам, иначе меня тоже растворят за недоносительство.
Создатель развел руками:
— Понимаю. Но, мне кажется, до города намного дальше, чем до Облака. Ты ведь туда идешь? Ну, и какой смысл возвращаться? Я о нашем разговоре никому не скажу, не сомневайся. А вы уже через полчаса будете шагать по мягкой травке в тени высоких деревьев. Эх, как бы я хотел там оказаться!
— Идем с нами,— снова предложил старший путник.
Создатель тяжело вздохнул:
— Не сегодня — это уж точно. Прощайте, добрые люди. Будете в деревне, передайте шаману… хотя, вы ж к нему попадете без памяти. Ладно, идите.
— А ты?
— Нужно кое в чем разобраться. Надеюсь, что еще встретимся.
Путники медленно развернулись и пошли в сторону Облака, опасливо тыкая палками в щели между валунами.
Когда они один за другим исчезли в шевелящемся тумане, Создатель сел на валун и громко сказал:
— Ладно, ваше величество. Можешь выходить. Или выползать — как тебе больше нравится. Но без этих ваших женских штучек — убью, задушу, и прочее. Мы с тобой крепко вляпались. Нужно думать, как вернуться назад, не потеряв при переходе память. А здесь оставаться опасно — местные цари имеют странную привычку топить в кислоте всех, кто им не понравился.
— А мне такая привычка кажется нормальной. Правители обязаны держать народ в страхе и покорности,— сказала женщина, выходя из-за кучи валунов.
— А еще они не любят, когда люди разгуливают по стране в голом виде. И ты им вряд ли объяснишь, что так намного удобнее и красивее. Придется для начала поискать нам одежду.
— Я хочу есть,— капризно сказала женщина.
— Превратись в змею. Тут в камнях наверняка много крыс. А, кстати, то, что способности превращаться в животных у нас остались, дает некую надежду, что не все потеряно. Мы обошли самый строгий запрет Высших, сравнявшись с Терьеном.
— Это тот, кто может превращаться в дракона?
— Вообще, женщины — удивительные существа. И королевы тут не исключение. Из всего моего рассказа о Терьене ты почему-то запомнила самое маловажное. Да, Терьен может превращаться в дракона. Наверное. Я этого сам не видел. И бродит по мирам в сопровождении дракона. Вот что главное — он бродит по мирам, не теряя при этом памяти. Как мы с тобой сейчас. Дорогая, давай заключим временный мирный союз. Ты не будешь меня убивать, и, соответственно, не будешь провоцировать меня на убийство тебя в целях самозащиты. Мы попали в чужой мир, и выжить вдвоем нам будет легче, особенно обладая нашими способностями.
— Я королева,— высокомерно сказала женщина.— Мне унизительно заключать договоры с простолюдином.
— Ладно, давай знакомиться. Удивительно, что я еще помню свое имя. Филипп из… ну, название моей деревеньки для тебя пустой звук. В родне действительно нет ни одного царя, это правда. Зато по материнской линии имеется самая настоящая богиня. Артемида. Слышала про такую? А ты что за королева? Только честно.
Женщина помялась, нехотя призналась:
— Я, в общем, королевой стать не успела. Замок захватили войска Агриппы Горбатого, и я, чтобы избежать насилия, выпрыгнула в окно…
— То есть, ты осчастливить свой народ массовыми казнями не успела? А имя есть?
— Есть. Луиза-Мария-Бернардина-Констанца-Федерика-Аугуста. Там еще штук десять, но я и сама их не слишком хорошо помню.
— Да, дела… можно, я буду называть тебя просто Луиза? Или просто Мария? В целях быстроты общения.
Женщина шумно вздохнула, но возражать родственнику Артемиды не стала.
— А с чего этот горбатый на замок напал?
— Хотел предложить мне свои руку и сердце.
Филипп присвистнул:
— Ничего себе у вас свадебные церемонии! А нормально, как принято среди простых людей — с цветами, подарками, музыкой — нельзя было?
— Да он три раза подарки присылал. Но папенька был против. Говорил, что Агриппа нашему роду не ровня. Вот и дождались свадебного штурма…
— А сама ты как? Все-таки этот Агриппа наверняка тоже был королем, раз осмелился напасть на ваш замок, верно?
— Если бы я была с папенькой не согласна, стала бы тогда прыгать из окна…  К тому же он был старый, без одного глаза и на самом деле горбатый.
— А вам все прекрасных принцев с родословной от богов Олимпа подавай.
Принцесса Луиза надула губы и отвернулась, гордо вскинув голову. Создатель мира, в одночасье снова ставший просто Филиппом, тяжело вздохнул и, воспользовавшись наступившей тишиной, принялся обдумывать сложившуюся ситуацию.
— Как я мог забыть!— неожиданно воскликнул он и даже звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
Из-за камней поднялась змеиная голова, выжидающе уставилась на мужчину.
— Точно!— сказал змее Филипп.— Помнишь ту девчонку, из-за которой все случилось? Я же ее тоже выбросил в Облако. Где-то здесь, кстати. До заката время есть. Поищем труп — она же в платье была. Хоть тебя приоденем.
— Мне надевать обноски с трупа?— недоверчиво переспросила змея.— Ты серьезно?
— Пара стражников с копьями — и ты сама станешь трупом, если продолжишь демонстрировать местным жителям свое прекрасное тело. Прости, дорогая, но тут ломаться и чваниться опасно для жизни. Мы в чужом мире. Сначала нужно поиграть по их правилам.
— Хорошо,— неожиданно не стала спорить уже женщина Луиза.
Они бродили среди каменных обломков до самой темноты.
— Сдаюсь,— сказал Филипп.— Либо я выбросил ее не здесь, либо ее подобрал кто-нибудь до нас, либо… либо она осталась жива и ушла отсюда сама.
— Мы так и будем тут бродить?— спросила Луиза.
— А что?
— Мне не нравится эта пустыня. Из еды одни крысы и суслики. Я слышала твой разговор с теми бродягами. Они упоминали город.
— И что?
— Пойдем в город.
— Зачем?
— Как зачем? Завоюем его и станем жить как короли. А не как нищие бродяги.
Филипп несколько раз открыл рот, пытаясь найти слова, чтобы возразить. И не нашел.
— В конце концов!— вдруг принял он решение.— Девочка моя — ты совершенно права! Нет смысла тереться об Облако голыми задницами в поисках прохода. Идем в город. Тем более, что старины Фаргоса тут давно уже нет, значит, никаких моральных терзаний я не получу. А уж ты — тем более.  При правильном подходе нас впереди ждет целая вечность. А при неправильном — чан с кислотой. Поэтому будем вести себя аккуратно. С нашими способностями мы обязательно победим. Одежду можно украсть.
— Или отнять.
— Или отнять. В полях бегают мелкие животные, так что от голода мы точно страдать не будем. Небольшие отряды местных толстопузых стражников при встрече должны умирать раньше, чем мы. Жестоко? Да. Но иначе никак. Каждый из нас в зверином обличье представляет собой совершенное орудие убийства. Только не забудь, моя будущая королева — действуем сообща. Постарайся до восхождения на местный престол меня не предавать, ладно? Иначе в одиночку сама не протянешь до следующего заката.
— При чем вообще закат? Ты постоянно упоминаешь его. Он как-то связан со смертью?
Филипп озадаченно посмотрел на Луизу.
— Драгоценная моя, ты разве не знаешь? Закат забирает убитых. Что, ни разу не видела?
Женщина пожала плечами.
— На что смотреть-то?
— Поверь, тебе, как романтичной бессердечной гадине, должно понравиться. Просто дождись следующего заката, а трупы на нашем пути обязательно найдутся.
В свете луны они выбрали самую широкую и утоптанную тропу, и пошли по ней, оставив Облако за спиной. Потому что, в любом случае, город мог находиться только на другом конце дороги.
Тропа то становилась шире, то сужалась, и тогда они шли, касаясь друг друга бедрами и локтями. Она петляла между холмами, похожими в лунном свете на кривые зубы громадного чудовища. Филипп снова вспомнил о драконах, но вслух ничего не сказал. И так неуютно.
Отряд из пяти вооруженных людей ждал их, перекрыв проход длинными копьями.
— Очередные пришельцы?— удивленно сказал один из воинов.— Зачастили, однако, уже и среди ночи через Завесу Мрака начали переходить.
— Смотрите, девка!— сказал другой.— Даже в темноте видно, что хорошенькая. Давайте ее, как обычно. Все равно они никому не расскажут — потому что не умеют!
И все пятеро весело заржали.
— Тут какой-то мерзавец посмел назвать меня девкой,— в голосе Луизы звякнул металл.— Никто не будет возражать, если он умрет первым?
— Лично у меня возражений нет, моя королева,— Филипп слегка поклонился.— И я вам даже помогу. Так как подозреваю, что переговоры в любом случае закончатся насилием.
— Что?!— успел изумиться один из воинов.
В темноте мелькнуло длинное гибкое блестящее тело, воины в растерянности замахали копьями.
— Великий Арес,— вздохнул Филипп,— кого тут берут на военную службу… смотреть противно. Сюда бы пару фаланг Александра Филипповича — и уже назавтра мы бы любовались закатным небом, исчерченным многочисленными дымами…
И огромный лев прыгнул, сбив с ног сразу двоих.
— Обрати внимание, Создатель,— через минуту сказала Луиза,— я вполне могла и тебя заодно с этими мужланами придушить.
— Это было бы неразумно. И потом, я прикрывал тебя с левого фланга. Можно сказать, почти спас. Вон тот дядька с перекошенным от ужаса лицом уже хотел ткнуть тебя копьем.
— Здесь четверо. А было пятеро.
— А вот это плохо,— посерьезнел Филипп.— Нам невыгодно, чтобы весть о нашем появлении долетела до ушей местных правителей раньше, чем мы войдем в город.
— Я поняла,— сказала женщина, приникая к земле.
Лишь хруст мелких камней указал направление, в котором уползла змея. Вскоре вдали раздался душераздирающий вопль, оборвавшийся на самой высокой ноте.
— Боюсь, что за время нашего путешествия жителей в Фаргосе изрядно поубавится,— пробормотал Филипп.
Так как спешить было особо некуда, остаток ночи они провели, перебирая одежду стражников, порванную львиными когтями, либо пробитую сломанными и вылезшими наружу ребрами.
Луиза презрительно фыркала, жаловалась на запах пота и обилие кровяных пятен, но, тем не менее, к рассвету смогла подобрать себе штаны, рубаху и даже сапоги, оказавшиеся не слишком сильно велики.
Филипп тоже разжился штанами и обувью. По долгом размышлении от форменных кафтанов было решено отказаться — будет сложно объяснить следующему патрулю их происхождение. А, судя по всему, стражников в Фаргосе едва ли не больше, чем простых крестьян…
— Слушай, прелестное создание,— спросил Филипп спутницу,— а сколько тебе было лет, когда ты сиганула из окна родного дома? Только честно. Мне просто интересно.
— Четырнадцать,— помедлив, ответила она.— Почти.
— То-то я и думаю — почему у тебя такое странное поведение? Какая-то кровожадность, жестокость, резкая смена настроения. Теперь ясно.
— Что тебе ясно?
— Что ты у нас совсем юная. Амбиций куча, а жизненного опыта нет. Вот и мечешься.
— Учить меня вздумал?
Филипп вскинул руки, словно защищаясь.
— Никогда! Что я тебе — Аристотель?
Луиза помолчала, потом с недоверием в голосе спросила:
— Ты что, знал Аристотеля?
— Два года носил ему воду из родника. Пока не ушел в поход с Александром Великим.
— Македонским?!
— Ну да.
Женщина снова надолго замолчала. Потом решительно поднялась с камня, подобрала копье.
— Ладно. Не подобает даме моего уровня путешествовать в компании с простолюдином. А ты, оказывается, вон какой — Аристотеля знал, с Александром Македонским сражался. Хотя насчет Артемиды, скорее всего, соврал. Жизнь мне спас, говоришь? Благородный поступок. Преклони колено.
Она подошла к удивленному Филиппу, ставшему на одно колено, коснулась острием копья его левого плеча, потом правого.
— За спасение дамы, пользуясь правом, данным мне по рождению, посвящаю вас в рыцари. Отныне и до скончания времен вас будут называть, благородный рыцарь, сэр Филипп. Можете выбрать себе герб и цвета флага. Встаньте, сэр Филипп.
— Любопытное действо,— только и смог произнести ошарашенный рыцарь.
А принцесса мило улыбнулась и голосом шаловливой девчонки счастливо сказала:
— Господи, как я мечтала в детстве хоть кого-нибудь произвести в рыцари!

Женщину в деревне редко называли по имени. Да и само имя было, собственно, ничего не говорящим непонятным словом. Чаще всего звучало накрепко прилипшее прозвище — Лада.
Мягкое и доброе, прозвище отлично передавало основные черты характера. И любое дело в ее руках ладилось. И вокруг сам собой устанавливался мир и лад.
Женщина не умела и не любила спорить. Проще пойти и все сделать самой, чем препираться из-за пропущенной очередности.
В деревне были дети, три девочки и мальчик, пришедшие этой весной из-за Облака вместе с другими путниками. Они-то и любили Ладу крепче остальных жителей. А ведь даже старый шаман, выпив лишнего, несколько раз пытался оказать ей внимание…
Она открыла глаза. Все тело болело, словно избитое.
Собственно, почти так и было на самом деле. Сброшенная с высоты орлиного полета, Лада упала на камни чужого мира, чудом оставшись в живых.
Наверное, какие-то кости были сломаны. Левая рука в локте распухла и торчала куда-то вбок. Лицо превратилось в кровавую маску.
Глаза-щелки посмотрели вверх. Вдоль по крутому склону холма почти от самой вершины тянулся след от скатившегося предмета. Это она — пришло понимание. Пятна крови лишь подтверждали догадку.
Женщине повезло — долгое падение завершилось приземлением на склон. Теперь осталось выяснить, действительно ли ей повезло…
Совсем рядом внезапно завыл какой-то зверь. Женщина вздрогнула от неожиданности, с трудом повернула голову и испуганно ахнула.
На склоне холма в ее сторону медленно двигалась большая собака. А на вой уже спешили еще две, поменьше.
Истекающий кровью человек — вполне доступный кусок живой плоти. Достаточно, чтобы досыта накормить волчицу с выводком.
Женщина попыталась перевернуться на бок, но смогла лишь едва заметно пошевелить рукой.
Волчица подошла совсем близко, села и даже отвернулась, будто потенциальный ужин ее не интересует. Сопровождавшие ее волчата, месяцев семи-восьми от роду, замерли рядом, ожидая разрешения напасть.
Человеку в таком положении рассчитывать не на что.
Облако дыма и пыли скрыло изломанное тело. Волчица удивленно склонила лобастую голову набок.
Из облака, потягиваясь, вышла большая собака. Широкая грудь, длинные лапы, вислые уши, облезлый хвост. Не красавица. Типичная дворняга. Таких в захолустье обычно сажают на цепь, не обучая даже самым примитивным командам. Потому что такие понимают человеческую речь. Только не умеют говорить.
Волчица не стала изображать из себя хозяйку положения. Беззащитная жертва исчезла, а драться с ободранным монстром — неизвестно, кто победит. Поэтому она коротко рыкнула волчатам какую-то волчью команду, и все трое ленивой трусцой поднялись на холм и вскоре исчезли из виду.
Дворняга долго смотрела им вслед. А потом облако дыма скрыло ее.

— Ведьма пришла на Фаргос!— благоговейно прошептал человек в монашеском одеянии, наблюдавший за произошедшим с вершины соседнего холма.— Сначала мальчик, рожденный от собаки, а теперь и сама собака. За сыночком пришла… сбывается предсказание!

Глава 6.
Они сидели у выхода из Каменных Покоев и смотрели на закат.
Вернее, это мальчик смотрел на закатное небо, в то время как спасшийся мужчина одну за другой поглощал вяленую рыбешку.
Мальчик перевел взгляд на корзину. Десяток рыбок размером с его ладонь, небольшой кусок ячменной лепешки и глиняная корчага с водой — это было все, что он посмел вынести из дома.
Спасенный мужчина оказался крепким и сильным. Он очнулся намного раньше заката, сам поднялся на скалу, но идти в деревню решительно отказался.
— Не думаю, что мне будут рады,— сказал он мальчику в ответ на приглашение. И мальчик согласился. В деревне вообще не любили новичков.
Спасшийся говорил понятно, только слова произносил как-то необычно.
— Люблю смотреть на закат,— сказал он, разделавшись с очередной рыбешкой.— Приятно сознавать, что и в этот я опять не ввинтился.
Мальчик пожал плечами, но переспрашивать не стал. И так понятно — человек не превратился в столб дыма, закат не забрал его. Конечно, хорошо.
— Э ду ин,— по слогам произнес мальчик.— Тебя так зовут?
Мужчина кивнул.
— Да. А как зовут тебя?
— Никак,— ответил мальчик.— У меня нет имени.
— Серьезно? Мне кажется, что у каждого человека должно быть имя. Такой набор звуков, делающий тебя уникальным. У нас, например, у каждого не одно имя, а два, у некоторых даже три. Постой, ты же живешь с родителями? И как они тебя называют?
Мальчик пожал плечами:
— Мама называет сыночком. Отец обычно кричит — эй, иди сюда. А соседи стараются не замечать меня.
— Почему?
Мальчик помолчал, потом с вызовом ответил:
— Это у человека обязательно должно быть имя. А я не человек. Я — ребенок, рожденный от собаки.
Мужчина перестал хрустеть рыбьими костями и замер с разинутым ртом. Его скуластое лицо пошло пятнами — белыми и красными, стремительно сменявшими друг друга.
— Так это не сказки пьяного монаха!— воскликнул он, вспомнив, наконец, что умеет дышать.— Подожди-ка, а ты меня, часом, не дуришь? Нет, дети есть и в нашем мире. Они появляются, как и положено, в Директории Жизни, откуда их разбирают женщины, страдающие обостренным желанием растить и воспитывать. Дети могут быть совсем крошечные, не умеющие ни ходить, ни есть-пить самостоятельно, могут быть чуть старше — эти даже начинают говорить. И все. Других способов завести ребенка нет. Здорово сомневаюсь, что в вашем мире это дело обстоит иначе.
— Я никогда не вру,— обиженно сказал мальчик и после долгой паузы очень тихо добавил,— Некому врать.
Мужчина удивленно покачал головой, вытащил из корзины очередную рыбку.
— Отлично завялена,— сказал он, старательно меняя тему разговора.
— Это отец. У него самая лучшая вяленая рыба в деревне.
— Мастер. Наверное, любит рыбки поесть?
— Он ненавидит рыбу,— усмехнулся мальчик.— Когда к нам приезжают торговцы с других островов, он может отдать весь улов за какую-нибудь диковинную еду. Особенно за мясо.
— Что, на таком большом острове не водятся животные?— удивился мужчина.
— Раньше были козы. Но их перебили пираты. Последний козел долго прятался в скалах, но они и его убили.
— Пираты,— скрипнул зубами мужчина.— Пираты… ладно, сочтемся как-нибудь. Заодно и за козла ответят.
Закат почти догорел. Лишь далеко на горизонте сквозь Завесу Мрака едва пробивались его последние красные лучи.
— Ты пришел оттуда?— кивнул на Завесу мальчик.
— Что? А, нет, не совсем оттуда. Я перешел… да, назовем это словом «перешел». В общем, это было на другом острове. Фаргос. Знаешь такой?
— Конечно. Оттуда к нам приплывают сборщики налогов. Иногда — торговцы. Наш остров слишком далеко от Фаргоса. Здесь никто не ждет оттуда ничего хорошего. Значит, и на Фаргосе есть своя Завеса Мрака?
— Они есть везде,— мужчина задумался, поправился,— нет, не так. Завеса Мрака одна. Она опоясывает этот мир, словно ограда. Понимаешь? Ты внутри этой завесы.
— Я понял,— кивнул мальчик.— Наш мир — остров, а Завеса Мрака словно море вокруг.
— Точно! Некоторые отправляются в плавание, не зная, что их ждет за морем. А те, кто приходит из-за моря, не могут рассказать, что видели. А там, малыш — другие миры! Другие возможности! Другие горизонты! Правда, тоже ограниченные проклятым туманом…
— А жизнь там какая?
— Жизнь?— мужчина задумался, тяжело вздохнул и тихо ответил:
— Да, наверное, такая же хреновая. Только в более красивом оформлении. И люди такие же сволочи. Хотя, попадаются нормальные. Был у меня друг…
— Был? Он, что — стал дымным столбом на закате?
— Скажешь тоже! Просто нам пришлось расстаться. Не очень красиво. Так что я теперь даже не знаю, есть у меня друг, или все-таки правильно говорить — был… эх, и врезал же он мне на прощание! Я только на вторые сутки в себя пришел. На пиратском корабле.
Мальчик кивнул на знак, висевший у мужчины на шее:
— А это они почему не забрали? Пираты забирают все, что можно забрать.
— Выходит, не смогли,— засмеялся мужчина.— При переходе через Туманную Стену… Завесу Мрака, шнурок не только стал со знаком единым целым, но еще и приобрел невероятную крепость. Хорошо, что голову не оттяпали. Наверное, решили, что на веслах от меня будет больше толку.
— И ты…
— Очухался, смотрю — на руках кандалы. И на ногах тоже. Сижу в полутьме, вокруг куча немытых мужиков, и все бревна туда-сюда качают. Я возмутился — получил хлыстом по спине. Понял, затих. На второй день расшатал в ножных кандалах чеку…
— Чем?— жадно спросил мальчик.
— Инструментов не было. Пальцами раскачал и выдернул. Ну, а когда ноги освободил, дальше пошло проще. Порвал цепи на руках, сломал хребет гаду с хлыстом, вылез через отверстие для весла, да и спрыгнул в воду. Как назло, начался шторм. Хотя, с другой стороны, хорошо — никто не кинулся за мной в погоню. Потом я очень долго старался не утонуть. Остальное ты знаешь.
Они вновь надолго замолчали.
Море внизу казалось совсем черным, почти невидимым. Только иногда по его могучему телу пробегали какие-то светящиеся полосы. Шторм незаметно стих.
— У нас нет таких закатов,— сказал Эдуин.— Вокруг стоят дома огромной высоты, так что, если хочешь увидеть кусочек неба, приходится задирать голову. Потом небо начинает темнеть, сереть. А потом наступает ночь. Одни богачи, что живут на самых верхних этажах, знают, как красиво выглядит заходящее солнце.
Он прислушался, усмехнулся чему-то, продолжил:
— Еще закат можно увидеть с борта винтокрыла. Знаешь, люди даже покупают билеты, чтобы подняться в вечернее небо. Винтокрыл может подняться очень высоко — туда, где обзору не мешают здания. И тогда становится виден горизонт… вернее, Завесы Мрака, ограждающие наш Город со всех сторон. Понимаешь, у нас маленький город. Однажды мой друг проехал его с севера на юг всего за два дня.
— Да, у вас очень маленький город,— кивнул жадно слушавший мальчик.— Если его можно проехать на осле за два дня. Я слышал, что Фаргос не получится объехать и за неделю. Ты сказал — вы умеете подниматься в небо? Ты пошутил?
— Он солгал,— сказал мужчина, внезапно появившийся в проеме пещеры.
Мальчик вскочил:
— Отец!
— Кто этот человек? Почему ты с ним, а не дома?— строго спросил отец.
— Ребенку будет трудно ответить на эти вопросы,— сказал Эдуин.— Спрашивай меня. И не хмурь брови, рыбак. Я в некотором роде твой гость, так как ел твою еду и пил твою воду. Или у вас другие понятия о гостеприимстве?
— Я не приглашал тебя, незнакомец. Поэтому на снисхождение не рассчитывай. Ты прибыл с Фаргоса? Кто послал тебя? Стража?
— Ну, в некотором роде я действительно прибыл с Фаргоса,— Эдуин пожал могучими плечами.— Но меня никто не присылал. Я был в плену у пиратов, прошлой ночью удачно сбежал. Возможно, я вернусь на Фаргос. Когда-нибудь. А, возможно, в этом не возникнет нужды. Я здесь недолго, и еще не определился со своими планами на будущее.
— Он прибыл из-за Завесы Мрака,— тихо сказал мальчик.
— Снова ложь,— нахмурился отец.— Ты видел пришельцев. Разве они умеют разговаривать? Разве они способны что-либо делать? Все, пересекающие Завесу, лишаются памяти. Без проблем проходит лишь великий Тарион, но ему эта способность дарована Высшими.
— Тогда давайте знакомиться,— улыбнулся Эдуин.— Позвольте представиться — Тарион.
Он помолчал, глядя на ошалевшие лица островитян, и добавил:
— Шучу. Кстати, у нас тоже уважают Тариона. Только называют немного иначе — Туррин. И запомни, рыбак — я говорю правду. Всегда. Хотя и приврать тоже умею. Но я действительно сумел пройти сквозь Туманную… сквозь Завесу Мрака и сохранил память и все умения.
Мужчины уставились друг на друга, словно пытаясь заставить соперника сдаться и первым отвести в сторону тяжелый взгляд.
— На вас могли напасть враги,— наконец, сказал рыбак.— Мальчишке и так грозит серьезная опасность. Да даже я бы при желании мог проткнуть тебя обломком весла…
— Ты уверен, что застал нас врасплох?— засмеялся Эдуин.— Да я слышал, как вы подымаетесь по тропе, еще полчаса назад. Из-под ног со скалы часто летели мелкие камушки. Вас было трое. Один замер вон за тем высоким камнем, а второй сидит над входом в пещеру. Говорю же — последние полчаса я говорил громко, чтобы вы тоже меня слышали. Мне нет нужды придумывать небылицы, потому что я не собираюсь проводить отпущенный срок жизни среди вас. Это не я пришел к вам, а вы пришли ко мне. Я здесь не для того, чтобы веселить своими рассказами каких-то рыбаков. Скорее всего, завтра я уйду… уплыву с вашего острова. Ты доволен, рыбак?
— О каких врагах ты говоришь, отец?— вдруг спросил мальчик.
Мужчина вздрогнул:
— Врагах? Их много, сынок. Понимаешь, нас они просто убьют. А что сделают с тобой — страшно даже представить…
— У мальчика, рожденного от собаки, есть враги?— удивился Эдуин.— Вообще, откуда взялась эта чушь про собаку? Рыбак, ты к тому же еще и поэт, что ли?
— Есть такое пророчество,— нехотя сказал рыбак.— Все знают, что животные родятся от себе подобных, а люди, как высшие существа, появляются на свет в Храмах Новой Жизни. Но однажды родится мальчик, родится от собаки. И это будет означать скорые перемены во всем. Горы сдвинутся, моря высохнут, раки засвистят, переменится власть. Сам ли мальчик вырастет и совершит все это, или люди пойдут за ним — кто знает. Я не могу спрятать его. Я и так уже долго держал его при себе.
— Вывез бы на соседний остров, придумал красивую историю и спрятал парнишку у каких-нибудь дальних знакомых. Не? Не вариант?
— У меня нет столь надежных знакомых. К тому же все окрестные острова знают о мальчике. Скоро сюда приплывут палачи с Фаргоса, и мы под пытками расскажем им даже то, о чем не знаем. Этот остров населяют люди, обреченные на страшные муки. И мальчик, рожденный от собаки, тому виной. Хотя его вины в этом нет.
— То есть, каждый день вы живете, ожидая смерти? Да, весело тут у вас. А, если разобраться — откуда такая уверенность, что этот мальчишка особенный? Вот ты, рыбак — ты лично видел, как его рожала собака?
Отец мальчика оглянулся в растерянности, сел на первый попавшийся валун, поерзал, устраиваясь удобнее.
— Ладно,— сказал он,— я расскажу тебе. Возможно, ты, действительно, послан к нам не правителем Фаргоса. Правда часто выглядит более нелепо, чем ложь. Так вот — на нашем острове никогда не водились собаки. Никогда. Понимаешь?
— А откуда вы знаете, в таком случае, как они выглядят?
— Так ведь есть другие острова, на которых их много. Мы часто отвозим улов на рынки, в том числе и на сам Фаргос. Там собаки есть. Мы знаем, как они выглядят. Были попытки привезти их сюда — но здесь собаки почему-то не приживаются. Дохнут, проще говоря.
— Понятно. У вас тут вообще, кроме рыбы, есть какие-нибудь животные?
— Только крысы. И на Зубах Дракона морские птицы два раза в год выводят птенцов. Пираты заставляют нас лазить туда и воровать из гнезд яйца. Был еще козел…
— Про него я уже слышал.
— Так вот. В тот день я бродил по Каменным Покоям в поисках горючего камня — он нужен для копчения рыбы. Здесь нет деревьев…
— Смотрю, на острове чего не кинься — ничего нет,— проворчал Эдуин.
— …а топляк на берег выкидывает редко. Мы научились коптить рыбу на горючем камне, добавляя сушеные водоросли. Запах, конечно, не самый лучший, но и такую рыбу покупают. Кормят рабов и новых пришельцев. Вяленая рыба стоит дороже, но она быстро сохнет, поэтому ее нельзя долго хранить — теряется товарный вид…
— Мы тут не способы заготовки рыбы обсуждаем,— напомнил Эдуин.— Давай вернемся к собаке и мальчику.
— Да. В Каменных Покоях есть жилы, богатые горючим камнем. Но они уходят глубоко под землю. Я шел вдоль одной из них, собирая вывалившиеся куски породы, как вдруг услышал детский плач. Я заглянул в маленькую пещеру и увидел — на голой земле лежит большая собака, а к ней прижимался ребенок. Человеческий. Маленький, с локоть в длину.
— В пещерах, наверное, темно? А ты — раз!— и все разглядел.
— У меня был факел,— обиженно сказал отец мальчика.
— А, тогда нормально. И что было дальше?
— Собака увидела меня, поднялась, лизнула ребенка в щеку. Потом подошла ко мне и долго смотрела прямо в глаза. Очень долго. А потом развернулась и ушла в один из бесчисленных проходов. Ни до, ни после никто из наших не видел эту собаку на острове.
— И ты…
— А что мне оставалось? Я взял ребенка и отнес домой. Там с женой посмотрели — мальчик. А уж потом пришли соседи и рассказали о пророчестве.
— Ну да,— задумчиво сказал Эдуин,— самые фантастические и невозможные вещи случаются именно так — просто и обыденно. Пошел за углем, а вернулся с сыном. Тайну, конечно, скрыть не удалось?
— А как ее скроешь?— рыбак махнул рукой.— Ребенок плакал, это слышала вся деревня. Да мы и не скрывались особо. Кто ж знал, что на Фаргосе к пророчеству отнесутся так серьезно…
— Как?
— Примерно через пять лет приплыли сборщики податей, с ними какой-то законник. Выспрашивал все, вплоть до мельчайших подробностей — какого цвета была собака, что ел мальчик в первый день и так далее. А перед отплытием, выпив лишку дармового вина, сказал, что ждут нас из-за ребенка страшные муки, ибо верховный правитель не потерпит, чтобы дети, во-первых, появлялись на свет в не освященных богами пещерах, во-вторых, рождались от собаки.
— В смысле — не освященных богами?
— Каменные Покои не освящены как Храм Новой Жизни. На нашем острове вообще никто не может появиться. Даже пришельцы, ибо ближайшая Завеса Мрака находится в открытом море. К нам можно только приплыть на корабле.
— Понятно. Ну, а пророчество? Можно подробнее?
— Да не знаем мы подробностей,— виновато ответил рыбак.— В общих чертах только. Говорят, оно записано в книге Тариона. Только никто прочитать не может — забыли за тысячи лет первоначальный язык. А про буквы и говорить нечего, наверное, кроме Тариона, в те времена вообще никто больше не умел писать.
— Книга Тариона?— возбудился Эдуин.— Интересно! И где она находится?
— Не слишком ли много вопросов задает этот чужак?— в пещеру вошел человек огромного роста. За его спиной встал еще один, немного поменьше габаритами.
— Я же говорил, что вас трое,— улыбнулся Эдуин.— Не выдержали, стало быть, в засаде торчать? Любопытство заело?
— Хватит с ним разговаривать. От него прямо веет бедой,— продолжил громила.— Свернем шею и бросим в отлив.
— О, ты умеешь сворачивать шеи?— засмеялся Эдуин.— Малыш, наверное, на этом острове ты самый сильный. Драться умеешь? По правилам?
— Получше некоторых,— фыркнул громила.
— Верю. А вот я драться не умею. Всю жизнь меня учили, что драться глупо. Так что, извини, тебе со мной не повезло. Я умею только убивать. Сразу. Без правил. Любого противника. И, поверь, я это умею в совершенстве. Один ты нападешь, либо втроем навалитесь — результат будет одинаковый. Три трупа завтра на закате ввинтятся в небо столбами дыма. Так что даже пробовать не рекомендую. Давайте лучше мирно разговаривать дальше — у меня еще много вопросов осталось.
— Испугал,— снова фыркнул громила, сделал шаг вперед и протянул к сидевшему на камне  Эдуину огромные ручищи.
Что произошло дальше, никто даже разглядеть толком не сумел. В сумраке пещеры мелькнула черная тень. Что-то огромное с шумом рухнуло на землю, подняв облако густой пыли.
Громила лежал, неестественно выгнувшись. Эдуин сидел у него на груди, держа вытянутую руку громилы за скрюченные пальцы, и ласково говорил:
— Вот, смотри — сначала я свернул тебе шею захватом ног и переворотом. При падении я подставил колено, и ты сломал об него позвоночник. Потом, я разбил твой затылок о камень. Прямым ударом кулака в лицо сломал нос и верхнюю челюсть. На закуску вывернул руку и теперь могу сломать ее в любом месте, какое мне больше понравится. А, чуть не забыл — локтем я сломал тебе ребра, и они воткнулись  в легкие и пробили сердце. То есть, сейчас ты убит минимум четыре раза. Ну что? Мир или мне нужно действительно сделать что-то из этого? Лично я за мир.
Громила пропыхтел что-то явно примирительное. Эдуин отпустил его руку, вернулся на облюбованный камень и спросил отца мальчика:
— Слушай, уважаемый, а с чего вы тут вдруг вообще решили, что пацана родила именно собака?
— Ну, как же…— растерялся рыбак.
— Согласен — в системе Высших получился сбой, мальчик вышел на свет не в обычном месте. Не в Храме, а в пещере. Уникальный случай, не спорю. Но не фантастический. А вот родиться от собаки — это уже чистая фантастика. Он, что — сосал молоко собаки? У них была общая пуповина? Сколько ему было на вид? Я видел новорожденных детей — они совсем маленькие, беззубые, лысые, все время плачут и какают. Изредка такие появляются в наших аналогах ваших Храмов. Их разбирают женщины, у которых от услышанного плача в груди неожиданно появляется молоко. Новорожденные дети — не самое редкое явление. А наш мальчик? Он был каким?
Рыбак пожал плечами, пытаясь собраться с мыслями:
— Ну… он тоже плакал. Но зубы у него уже были. И он мог ходить.
— Вы дремучие суеверные невежды,— тяжело вздохнул Эдуин.— Конечно, грустно вас разочаровывать, но этот случай, несомненно, имеет реальное объяснение. Прости, малыш, но ты не рожден от собаки. Скорее всего, собака выкормила тебя. А пришел ты как обычно, только место для появления выбрал странное — рыбацкий остров на краю вашего мира. Вот это важно. Почему Высшие дали тебе возможность появиться мимо обычных правил? Не дуйся, ты все равно остался для меня загадкой. Они тебя спрятали? Вывели из-под надзора? Зачем?
— Но ведь собаки на острове никогда не было…
— Она хорошо пряталась. Возможно, она и сейчас где-нибудь неподалеку. Крысы? Значит, ей есть, чем питаться. Или уже погибла. Животные ведь умирают, в отличие от нас, от голода и болезней. Это люди живут вечно, если их не убивают.
— Ты, наверное, много знаешь, уважаемый,— в голосе рыбака просквозило не то одобрение, не то осуждение.
— Работа такая — ничего не брать на веру,— пожал плечами Эдуин.
Все надолго замолчали, погрузившись в раздумия.
Стоявший у входа рыбак отошел на несколько шагов в сторону. Эдуин оживился:
— Смотрите-ка! За нашей увлекательной беседой и ночь пролетела незаметно. Ребята, рассвет! Как он похож на закат, будь тот проклят. И одновременно совсем не такой.
— Закат забирает убитых. Ночь возвращает силы. Рассвет пробуждает надежду. День изменяет реальность,— неожиданно громко сказал мальчик.
— Небольшое уточнение,— засмеялся Эдуин,— бессонная ночь силы не возвращает. А вот рассвет — да, дает надежду, это верно.
— И день реальность не изменяет,— грустно сказал мальчик.— Сколько дней прошло, а она все та же. Остров, море, рыба…
— Это потому, что реальность может изменить только сам человек. Если ты проживешь здесь тысячу лет, то она так и останется такой. А если начнешь менять свою жизнь, то быстро убедишься — каждый новый день будет другим.
— Ты слишком много знаешь,— вздохнул рыбак.
— Как ты меня уложил на землю?— спросил громила.— Я ничего не понял. Этого не должно было случиться, ведь ты весишь вдвое меньше.
— За счет инерции. Я лишил тебя устойчивости, а потом всего лишь помог упасть,— сказал Эдуин.— Ничего сверхъестественного, поверь. Обыкновенная физика.
— Что?
— Ладно, потом как-нибудь объясню, если будет время.
— Вряд ли оно у нас будет,— неожиданно подал голос стоявший у входа рыбак.— Идите сюда.
Все поочередно вышли из пещеры на площадку, обрывавшуюся в нескольких шагах в волнующееся море.
— Смотрите,— рыбак указал рукой на горизонт.
Вдали, окрашенные рассветом, алели паруса нескольких больших кораблей.
— Вот и все,— грустно сказал отец мальчика.— Закат к нам пришел на рассвете.
— Очень поэтично,— хмыкнул Эдуин.— А можно узнать причину грусти?
— Это корабли самого Верховного Последователя Пути Хореса, великого мага и колдуна  Прибрежья, главного Толкователя Секты Цвета Дня, фактического правителя не только Фаргоса, но и всех остальных обжитых —  равно как и необжитых — островов, Заглянувшего за Завесу Мрака… нашего верховного правителя.
— Цвета Дня?— переспросил громила.— Было же Цвета Ночи.
— Значит, власть от Таролана в очередной раз вернулась к Тарумону. Видишь, на кораблях оранжевые стяги? А были фиолетовые.
— Что-то неординарное?— спокойно спросил Эдуин.
— Да нет. Примерно раз в двадцать лет это случается на Фаргосе третье тысячелетие подряд. Таролан и Тарумон сменяют друг друга посредством заговоров и восстаний. Мы, собственно, привыкли. Во всяком случае, ничего нового, значит, стабильность.
— И зачем они сюда плывут, интересно?
— Совсем не интересно, уважаемый. Потому что они плывут за мальчиком, рожденным от собаки.
— Откуда такая уверенность?
— А что еще делать в забытом богами уголке мира сразу трем лучшим кораблям Фаргоса? Я узнаю их по оснастке из тысячи других. «Хорес», «Тарион» и «Фаргос».
— У ваших правителей вообще никакой фантазии,— фыркнул Эдуин.— Наверное, больше и кораблей-то нет? Потому что все возможные названия использованы. Или есть «Тарион два» и «Фаргос восемь»?
— Смешно,— согласился отец мальчика.— Только для нас это не имеет никакого значения. Сегодня мы всей деревней уйдем в закатное небо. Знаешь, чужак? Забирай сына и попытайся уйти на лодке. Ты сильный, сможешь долго грести без остановки. Спрячетесь на соседних островах, потом, если повезет, доберетесь до Фаргоса. Кораблям еще часов пять нужно, чтобы достичь берега — встречный ветер, волны. Успеете уйти на приличное расстояние. Прикрывайтесь островом, чтобы вас не заметили.
— А вы?
— А мы будем тянуть время, умирая под пытками. Хорошо, что вы не заходили в деревню. Слабым духом и телом о вас будет нечего сказать. А мы втроем как-нибудь продержимся.
— Других вариантов нет?
— Три корабля. Великая честь. Три сотни матросов, да еще свора палачей и стражников. А у нас даже оружия никакого нет. Запрещено держать под страхом смерти.
— Смотрите!— снова воскликнул третий рыбак.
Один из кораблей внезапно начал разворачиваться и вскоре скрылся за горизонтом. Но два оставшихся продолжили идти по прежнему курсу.
— Что это он?— удивленно спросил громила.
— Наверное, решили, что для нашей деревни три корабля — слишком много чести.
— А насколько велики эти ваши Каменные Покои?— неожиданно спросил пребывавший в раздумьях Эдуин.
— Безграничны.
— То есть, вся деревня в них легко спрячется?
— Да. Только что это нам даст? Лишь оттянет время.
— И под водой вы умеете долго держаться?
— Конечно. Кроме рыбы мы часто на отмелях собираем жемчуг,— удивленно ответил отец мальчика.
— А сколько еще в деревне таких молодцов как вы?— продолжал спрашивать Эдуин.
— Человек с тридцать наберем.
— И такая толпа здоровых мужиков согласна безропотно умереть неизвестно за что?! Ребята, нужно хотя бы попробовать, умирая, прихватить с собой парочку палачей Фаргоса. Если вы согласны — я помогу. Только спрячьте тех, кто будет путаться под ногами.
— Я ошибся,— покачал головой отец мальчика,— ты не умный. Ты — безумный человек. Но я пойду с тобой.